Парень подруги. Ты не для меня
Шрифт:
Она молчала, глядя на свои колени. Так по нему горюет или просто за себя обидно очень?
— Извини, сейчас сделаю больно, но я думаю, что ты просто ему не нужна. Иначе не было бы этого ничего. Найди себе другого парня.
— Не твоё дело, — огрызнулась она, резко вскинув голову. — Я сама разберусь с ним!
Даже жаль её. Нельзя так растворяться в своей любви или тяге, что там у неё на душе, ей лучше знать…
— Тогда не вымещай это на мне. И я думаю… Что нам лучше разъехаться, раз ты так относишься ко мне.
— И куда ты пойдёшь? — спросила она.
— Не знаю пока, —
— Вот именно, — отозвалась Таня. — Нам обеим некуда идти.
— Но после того, что ты наговорила, я не желаю здесь оставаться. Как только я смогу собрать сумму, то скажу тебе, когда съезжаю. И говорить с тобой тоже больше не хочу. Извини.
Я ушла в душ. Долго стояла под струями воды и думала, что же мне теперь делать с этим всем. Подруга вмиг стала врагом, Надя наверняка встанет на её сторону — они подруги между собой большие, чем со мной, а надо мной постоянно потешались. Только я замечать этого не хотела, а теперь я не хочу больше закрывать на это глаза. Уже несколько раз Таня и Надя встречались без меня, я слышала её разговоры на кухне по телефону, так же, как и она нас с Миром. Словно пелена с глаз упала. В душе как будто дыра образовалась. Я ведь в самом деле деле считала её другом, а она так легко променяла меня на парня, которому даже не нужна…
Придётся как-то копить деньги и переезжать. Только с наших аниматорских выступлений хватало лишь на половину квартиры, а нужно раза в три, а то и в четыре больше, чтобы снять такую одной… Если получу роль в театре, моё материальное положение улучшится, и я смогу со временем съехать. Главное, выступить достойно… Уже завтра… Как же волнительно.
Сегодня весь день учила монолог Джульетты и сцену с Ромео. Текст уже отскакивал от зубов. Лёжа в кровати и отвернувшись от Ежовой к стене, я прокручивала раз за разом текст, повторяя его словно мантру. Господи, только не забыть бы его на сцене… Позора тогда не оберёшься.
Как же я завтра буду с ним играть эту сцену? Там такая нежная любовь… Смотреть ему в глаза, касаться его, чувствовать тепло его тела… От этих мыслей руки леденели, захотелось их согреть. Собрала пальцы вместе. Даже не знаю, нравится мне все это или всё же нет?
Мирослав, одетый в обычную белую футболку и трико, стоял напротив меня. Серые глаза смотрели в упор. Не мигая. Я чувствовала себя словно в ловушке, он держал меня в ней одним взглядом…
— Начинайте, — сказал нам режиссёр.
Мирослав ему кивнул и снова вернулся к моему лицу. Как же тяжело стоять под этим взглядом… Пытка. Ноги дрожат. Но я должна, должна получить эту роль!
— Я ваших рук рукой коснулся грубой.
Чтоб смыть кощунство, я даю обет:
К угоднице спаломничают губы
И зацелуют святотатства след, — читал он текст от лица Ромео, взяв мою руку в свою большую горячую ладонь.
Первым порывом было её выдернуть из его захвата, и я даже дёрнулась, но он не отпустил меня.
— А текст Джульетты где? —
— Тихо, не мешайте. А то выгоню всех к чёртовой матери! — Осадил их строгий режиссёр с очками на переносице и текстом в руках. — Очень хорошо. Трепетная лань, мне очень нравится. Оставьте это — когда Ромео касается руки Джульетты, она сначала хочет её забрать. Дальше.
— Святой отец, пожатье рук законно.
Пожатье рук — естественный привет.
Паломники святыням бьют поклоны.
Прикладываться надобности нет, — произнесла я свою часть диалога.
Про себя выдохнула. Нигде не запнулась. Слава богу.
— Однако губы нам даны на что-то? — спросил с улыбкой Ромео-Мирослав.
— Святой отец, молитвы воссылать, — подняла я вверх брови.
Боже, как я сейчас согласна с Джульеттой…
— Так вот молитва: дайте нам работу.
Склоните слух ко мне, святая мать, — сказал мне Ромео.
— Я слух склоню, но двигаться не стану, — довольно надменно ответила я.
— Не надо наклоняться, сам достану.
И Ромео поцеловал Джульетту на глазах у всех. То есть меня — Мирослав. Стыд разлился по всему телу, щёки горели огнём. Я хотела прервать поцелуй, но у меня не получалось, ноги и руки словно стали ватными, а Мир всё больше и больше напирал. Он уже, не смущаясь никого, прижимал меня к своему горячему и крепкому телу, я ощущала жар его груди и живота и сердцебиение через ткань одежды, которая нас разделяла тонким слоем. Его большие руки сжимали моё лицо так, чтобы я не могла отвернуться, пальцы вплетались в мои волосы. Мягкую кожу слегка саднило от его напористого поцелуя и жёсткой щетины. Горячий язык настойчиво развёл мои губы и скользнул внутрь, вызывая новую дрожь по телу и мой негромкий стон…
4
Когда горячий язык стал по-хозяйски ласкать мой, я вздрогнула и открыла глаза.
О боги… Это сон был. Однако трясло меня по-настоящему, и испарина на лбу выступила тоже реальная. Я тяжело дышала, глядя в потолок, и пыталась выровнять дыхание. Заметила, что на меня пристально смотрит Таня, привстав с постели.
— Ты че, Диан? — спросила она. — Сексом, что ли, с кем-то во сне занялась? Стонала на всю комнату.
Я? Стонала? Вслух? На всю комнату? Чёрт, как стыдно… Щёки опалил жар.
— Да… фигня какая-то снилась, — отмахнулась я. — Извини.
— Да не фигня, — усмехнулась она. — А секс. Так не стонут от фигни. Не с Мирославом ли?
Господи, и об этом догадалась! Не секс, конечно, но в ту степь… Стало еще более стыдно и мерзко от себя. Какого фига мне вообще это снилось? Какого чёрта мне снится Мирослав и его язык в моём рту? Б-р… Опять эта дрожь по телу. Чёрт, мне, кажется, понравился этот пошлый поцелуй с бабуином нашего института… А что я могу поделать, если он очень красивый бабуин?