Пари на красавицу
Шрифт:
Вот теперь, видимо, больше нас тут ничего не держит и меня уже без сомнений уводят на улицу. Очень вовремя, потому что мне и самой здесь совсем находиться совсем не хочется. В ушах до сих пор не стих гул от криков. Ливень ещё не прекратился, так что на выходе нас обеспечивают зонтом. Вот это сервис.
Возвращаемся на парковку, но уезжать не торопимся. Я стою, прячась под открытым зонтиком. Глеб в нескольких шагах от меня. Успевший промокнуть насквозь и всё ещё никакой.
— Ты как? — осторожно спрашиваю я.
— Прости, — устало растирают переносицу. — Я надеялся, что обойдётся без приступов. Их предугадать невозможно…
Подхожу к нему, пряча его под спасательным куполом, и ободряюще кладу руку на холодную грудь. Сердце у него прям заходится. Тудух-тух-тух, тудух-тух-тух. Того и гляди выскочит, отправившись покорять просторы континента.
— Всё хорошо, — успокаиваю его я. Он так близко, что можно рассмотреть каждую капельку, срывающуюся с волос и стекающую по хмурому лбу, на котором залегли складки. — Кто эта Настя?
— Моя сестра.
Сестра? Ого.
— Старшая или младшая?
— Младшая. Сильно младшая. У нас большая разница в возрасте.
— Покажусь невежей, но я о ней даже не знала.
— Мало кто знал. А кто знал, думает, что после развода она уехала жить с мамой в Европу.
— Почему?
— Потому что я самолично пустил этот слух.
— А на самом деле?
Подсознательно уже догадываюсь, какой будет ответ. И не ошибаюсь.
— А на самом деле она умерла.
Ох.
— У-умерла… — поворот ещё хлеще. Понимаю, что докапываться до подробностей невежливо, особенно в такой момент, но не могу не спросить. Раз уж мы здесь, раз уж мне по собственной воле приоткрывают завесу жизни четы Воронцовых… — Что произошло? — да, я тактичная, как молотилка для мяса.
— Утонула. Они были с мамой на море. Она отвернулась всего на секунду и… её тело обнаружили лишь спустя сутки.
Зажимаю рот ладонью, чтобы не вскрикнуть.
— Это просто… ужасно. Как вы это пережили?
— Никак, как видишь. Мама сходила с ума от чувства вины, а отец только подливал масла в огонь. Унижал, обвинял, упрекал её. Вот она и сломалась. Как результат, посттравматическое расстройство в запущенной стадии.
— А ты?
— А что я? — от меня стыдливо отворачиваются. — Я, как и подобает эгоистам, ушёл в запой, наплевав на всех. И проморгал вспышку. Хотя нужно было быть рядом. Не позволять ему унижать мать. Забрать её, в конце концов, и уехать куда-нибудь, но тогда я думал только о себе. Как, впрочем, и всегда…
Глеба не узнать. Готова поспорить, что вижу его покрасневшие глаза. Не представляю, какими словами тут можно утешить, поэтому молча обнимаю его. Крепко-крепко, как только могу. Пытаясь выразить этим всё, что не смогла бы сказать вслух.
Меня благодарно обнимают в ответ, утыкаясь прохладным носом в мою шею. Так по чистому, так по искреннему. И он сам такой… настоящий. Другой. Лучше, чем когда-либо. Знает ли его кто-нибудь ещё таким или эта честь выпала лишь мне?
Стоим так под зонтиком следующие несколько минут. Просто молчим и обнимаемся. Волшебный момент чего-то особенно личного. Его нисколько не портит ветер, заползающий за шиворот. И даже промокшие ноги.
Чуть отстраняюсь, чтобы иметь возможность снова посмотреть ему в глаза.
— Спасибо, — негромко, практически шёпотом, благодарю я. — За то, что рассказал.
Вместо ответа меня притягивают обратно. Так, что его губы теперь касаются моего виска. И снова обнимают. Веки опускаются и я проваливаюсь в нирвану, окутанная терпким мужским запахом, свежестью от влажной одежды и горячим дыханием, скользящим по коже.
— Твой отец… — тихо спрашиваю я, подобно котёнку трясь об его свитер. — Он действительно такой чёрствый?
— Хуже.
— И ты до сих пор с ним?
— Я говорил. У нас договорённость.
— Какая?
— Я играю послушного сына, он оплачивает её лечение здесь. Взбрыкну, и отправит её туда, где я уже не смогу её отыскать. Никто не сможет.
— Дикость. Это ведь его жена.
— Это его наказание и позор. Так он говорит. Настя была тем единственным, чем он когда-либо дорожил. Его принцессой, центром.
— Позор? — с негодованием пячусь назад. — Это случайность! Несчастный случай. Зачем вообще скрывать правду?
— Чтобы не испортить репутацию. Особенно накануне выборов. Он готовил эту кампанию почти два года, а тут… Трагедия в семье, сумасшедшая жена. Зачем людям депутат, который в собственном доме не способен решить проблем?
— Быть не может, что ему настолько всё равно. Уверена, он тоже сожалеет. Глубоко внутри.
— Вряд ли. Больше чем уверен, у него нет сердца. Больше нет. А если нет сердца, то и сожалеть нечем.
— Но ведь было когда-то.
— Когда-то было, — Глеб ласково касается моего лица тыльной стороной ладони. Ловлю вибрацию волнения в области живота. Там, где обитают пресловутые бабочки, таракашки, гусеницы, божьи коровки и прочие насекомые. В эту самую минуту окончательно и бесповоротно понимаю, что попала. Влипла дальше некуда. Приплыла… — Так что насчёт свидания?
Что??? Он прикалывается?
— Тебе реально до этого сейчас есть дело?
— Мне есть дело до тебя.
Боже, боже, боже-е-е…
— Надолго ли?
— Поживём-увидим, — какая честность. Впрочем, это лучше, чем разбазаривающиеся направо и налево пустые обещания. — Так что? Снова будешь искать отмазки и включать игнор?
Грустно вздыхаю. Считайте меня высокоморальной дурой, но…
— Нет, не буду. Прямо отвечу: Глеб, ну какое свидание? У тебя есть невеста.
— Фиктивная.