Пари с будущим
Шрифт:
Я решил не терять времени даром и принялся искать нужные документы. Поиск занял не одну минуту: не очень важные сведения я могу запихнуть, сам не ведая куда. Они же не очень важные! Сколько уж корил себя за это, но велика сила привычки. Вернее, безалаберности. Но когда-нибудь я исправлюсь, честное слово!
Усмирив свою ворчливую совесть, я наконец нашел то, что искал. И тут рядом с названием этой папки мелькнуло название файлика, о существовании которого я давно позабыл. Это был тот документик, который я зачем-то сохранил у себя, перепрограммировав Сорбонну. «Дело о пропавшем суре», судя по дате, было создано почти 25 лет назад.
Откровения, откровения…
Что сразу же бросилось в глаза при посещении сектора «старших братьев», где прежде мне бывать не доводилось, — это охранники. Здоровенные особи сурового вида, закамуфлированные в комбинезоны техников. Их инородность нам просто вопила о себе. В расслабленном режиме — отсутствующий, взгляд особей становился крайне заинтересованным, стоило этим лбам уловить малейшее движение. Круглыми глазами парни уставлялись на его источник, и тебе следовало ощущать себя полевой мышью в поле зрения совы. Они словно обшаривали тебя и просчитывали наперед десять твоих шагов, пропуская вперед только после очистительной исповеди.
По дороге меня остановили несколько раз, уточняя, для чего я посягнул на их территорию. И всякий раз мне удавалось пройти лишь после того, как они связывались с профессором и получали от него разрешение.
Теперь-то я наконец понял, почему наши так не любят сюда ходить, несмотря на то, что здесь вообще нет кактусов…
Кто-то, возможно, и улыбнется, узнав, что на пороге кабинета Виллара я почти нос к носу столкнулся с Шутте. Которого, к тому же, никто не охранял. А вот мне было не до улыбок. Профессорского любимца, как выяснилось, я помял прилично: и без того пухлые губы его раздулись раза в два сильнее, верхняя заклеена пластырем, а нос нелепо перекосило набок. И все же он ехидненько оскалился — ого! так там еще и зуба нет! — потер короткопалые ладошки и прошепелявил:
— Корпоратифщик удалша!
У меня даже не мелькнуло мысли извиниться. Шутте картинно посторонился, пропуская меня в каюту, и еще сделал вот так ручонками — прошу, мол, проходи! И я вступил в клетку ко льву.
Профессор Виллар, а вернее, его голограмма (я уже научился с первого взгляда отличать иллюзию от оригинала), восседал за громоздким старомодным столом и угрюмо поглядывал на меня из-под широких темных бровей. Я уже хотел визуализировать перед ним свое прошение об отставке, как вдруг он указал подбородком в сторону кресла:
— Присядьте.
Я уселся в ожидании унылой нотации и машинально потер рассаженный о шуттовские зубы кулак. Лучше бы сразу уволил. Любят эти ученые лишнюю болтовню…
— Где вы учились, Агни?
Весьма странный вопрос для человека, который лично принимал участие при зачислении меня в сотрудники «Трийпуры».
— Средиземноморская высшая техническая Академия, —
Услышав малоприличное студенческое сокращение, профессорская голограмма конфузливо кхекнула и качнула головой. Это я по привычке. Да и ладно, семь бед — один ответ.
Но Виллар решил сделать вид, что не обратил внимания, и настойчиво переспросил:
— Вы лучше мне скажите, вайшва, что за заведение было в древние времена на территории вашей Академии? Знаете?
— Конечно, профессор Виллар! Сорбонна.
— Вот именно. Сорбонна! Вот именно.
Голограмма встала и принялась прохаживаться по каюте туда-обратно. Сначала я вертел головой, пытаясь за ним следить, но потом мне надоело, и я стал разглядывать обстановку, где все говорило о пристрастии хозяина к древнему и вычурному. Да это и не удивительно: Виллар ведь был историком и, судя по рассказам Аури, весьма погруженным в свою дисциплину. Мы, студенты, таких преподавателей за глаза величали маньяками и побаивались. Кто его знает, может, он за малейшее пренебрежение к своему ненаглядному предмету готов убить на месте? Вон у Виллара тут сколько тяжелых предметов — канделябры какие-то, шкатулки… на стене даже дубинка с зубцами висит… морген… моргенш… В общем, мне этого слова не выговорить, но бьет она, подозреваю, неслабо.
Впрочем, Виллар же сейчас голограмма! Значит, хотя бы покалечить не сможет…
А он все гнул свое:
— Там училась профессор Аури, вы осведомлены?
— Да.
Профессорская копия резко остановилась и на каблуках развернулась ко мне:
— Вы прочли?
— Э-э-э… — я не на шутку растерялся. — Что прочел?
— Историю о неудачном эксперименте с сурой?
Ну надо же! Я ведь только что удалил этот ненужный, как мне казалось, файл!
— А, это! Да, профессор!
— И что скажете?
— А я должен что-то сказать?
— Ну, какие у вас соображения на этот счет?
Никаких соображений у меня не было: я вообще не раздумывал на это тему до последнего момента. На всякий случай решил уточнить:
— Можно вопрос? Откуда вы узнали, что эта история попала ко мне и что я её прочел?
Он нетерпеливо отмахнулся:
— Ну так у вас есть соображения по этому поводу?
— Я не думал по этому поводу, профессор! У меня были дела поважнее.
— Да?! — удивился Виллар, вздергивая на лоб черные кустистые брови. — И какие же, позвольте узнать?
— Ну… составление формы об уходе.
— Об уходе за чем?
— Об уходе откуда. Из проекта «Прометеус». Ведь я уволен?
— Кто вам сказал эту чушь?
— Но я же…
— Вы же что же?
Вместо ответа я символически потыкал себе кулаком в челюсть и указал глазами на двери. Виллар поморщился:
— Ну, напились, ну, побуянили, с кем не бывает…
— Но я не напи…
— Так у вас, наконец, есть хоть какие-то идеи о том, где может находиться этот проклятый сура?! — выкрикнул он, слегка подпрыгнув.
— Да почему у меня должны быть об этом какие-то идеи?! — тоже, не выдержав накала его эмоций, возопил я.
— Ну так идите и поразмышляйте на досуге! И делитесь размышлениями только со мной и только напрямую… без всех этих… — он вскинул руку и повращал пальцем, — технических прибабмасов! Покажите мне вашу… объяснительную!
Я развернул визуализацию заявления об уходе.