Пари с будущим

Гомонов Сергей

— Брысь, — ответил я и снова повернулся к Савитри. — Почему же — сбылось и нельзя изменить? А мы чем занимаемся на «Тандаве»? И если допустить, что мы не пойдем по проторенной дороге, испещренной отпечатками колес…

— О, Галактика, мать моя, не иначе как тебя тренажерили на Древнем Китае?! — взмолилась док. — Все, кто прошел через это, начинают потом изводить «наджо» цитатами из Лао-цзы!

— Ну… был и Древний Китай… — потупился я.

— И что? Мы не пойдем по отпечаткам колес, а устроим темпоральную катастрофу, что-то изменив без согласования со «старшими братьями»?

Мне

показалось, что в ее тоне было не столько осуждение, сколько подначка. И сразу вспомнились крыски и беличье колесо.

— Не знаю, Савитри. Но что-то вот тут, — я приложил ладонь к груди, — мне подсказывает, что мир изначально устроен справедливее, чем его делаем мы. Делаем, когда потакаем палачам, негодяям и предателям, не просто оставляя их жить, а возводя на престолы. И мне интуитивно кажется, что без нашего вмешательства все устроилось бы гораздо лучше. Не было бы эпохи плутовства и вымогательства, войн и катаклизмов, не было бы культа жестокости и неприятия любви. Люди сами разобрались бы, что для них лучше. Мы же поддерживаем какое-то извращенное, преступное равновесие. Не даем человечеству тех лет выйти из обезьяньего этапа развития: всё захапать, загрести под себя, поиметь; чужой — враг; кто наглее, тот и вожак. Так ведут себя обезьяны в стае, но ведь людям зачем-то дан разум, этот мощный инструмент для выполнения какой-то сложной работы, которую мы обязаны выполнить! А мы здесь самопровозгласили себя богами и вершителями человеческих судеб… Ты разве никогда об этом не думала?

Савитри опустила голову и смолчала. Я кивнул:

— Да конечно же, думала! Иначе не заводила бы этих мерзких обезьянок в ангаре, не ставила бы опыты с крысами в колесе!

Краешек ее губ слегка дрогнул улыбкой. Но и тут она ничего не сказала. А я собрался было продолжать пылкую декламацию, как тут снова прозвучал сигнал о чьем-то визите. Сорбонна радостно подскочила.

— Сидеть! Я сам!

Савитри ухватила меня за руку:

— Только не говори папе, что я тут и что вообще заходила к тебе!

Тц! Как она себе представляет вранье Варуне? Даже не собираюсь, вот еще глупость какая-то…

Это в самом деле оказался он.

— Привет, Агни.

Я посторонился, и он вошел.

— У тебя моя интриганка?

Мы заглянули за ширму, однако за столом Савитри не оказалось. Да и Сорбонна куда-то исчезла. Что-то мне это не нравится!

И не зря мне это не нравилось. Когда мы перешли в зону спальни, я чуть не споткнулся при виде того, что там творилось. И онемел.

Не знаю, когда док успела раздеться и прикинуться спящей, но успела моментально. А вот расшвырять снятую свою одежду вперемешку с откуда-то извлеченной моей Савитри явно помогала предательница-Сорбонна! Моя СБО, между прочим. Похоже, у них сговор…

Якобы проснувшись от наших голосов, девушка сладко потянулась, а покрывало едва не съехало при этом с ее груди. Савитри ухватила его в последний момент:

— О! Папа!

Теперь-то я понимаю, откуда берется древняя, как мир, присказка: она выскакивает сама собой в таких вот случаях.

— Это совсем не то, о чем вы подумали! — скороговоркой выпалил я, обернувшись

к Варуне.

Учитель лишь фыркнул и прошествовал к постели.

— Жетон! — он протянул к дочери руку ладонью вверх.

Савитри насупилась, надула губы, досадливо обняла руками колени и замерла в протестующей позе.

— Я жду! — повторил Варуна.

Девушка засопела. Я стоял в сторонке, как бесплатное приложение, чувствовал себя дураком и ждал, чем же все это кончится.

— Ну что ты как маленькая? Отдай мне мой жетон, дочь, я не шучу!

Она полезла в свой браслет и отстегнула микро-жетон — накопитель информации о работе сотрудника на «Трийпуре». Мне такой выдали только вчера, перед первой настоящей циклизацией.

— Если бы не нужно было оставлять его при вылетах на станции, — признался, проходя мимо меня, Варуна, — я вживил бы его под кожу. Ты с нею держи ухо востро, — он указал большим пальцем за спину, на разобиженную дочурку. — Никто не знает, что там у нее на уме. Жду в ангаре. Через час новый цикл.

Когда он ушел, Савитри отыгралась на мне:

— Предатель!

— Он и так знал! — зачем-то начал оправдываться я.

— Уйди! Мне надо одеться!

— Да ладно, я уж постою. Могу отвернуться.

— У тебя на ширме зеркало.

Нет, ну откуда она, незрячая, это знает?

Удержавшись от колкостей, мол, не слишком-то ты переживала, когда обнажалась, я вышел в столовую зону. Одевалась она долго, не в пример тому, как все это скидывала. Ну, как известно, ломать — не строить.

Уже уходя, Савитри тихо сказала:

— Я просто не хочу, чтобы он уезжал.

Прости, понимаю, но тут я тебе помочь не в силах, как бы мне того ни хотелось. Это жизнь.

* * *

В конце рабочего дня мы с Варуной задержались в нашей каморке, и он принялся разбирать ошибки и недочеты, которые я допускал во время трех пройденных сегодня циклов и которые ему приходилось за мной корректировать. К этому времени я уже тихо ненавидел Древнюю Индию и только удивлялся, как у них хватает терпения заниматься ею изо дня в день не первый год.

— Привыкнешь. Ты еще Кубу не видел. То вообще!

Они все наперебой обещают мне, что я привыкну и стану профессионально устойчив к раздражителям. Но у меня на этот счет большие сомнения. Слишком много «но», а я так не люблю. Тут еще эта Куба, которой меня все почему-то стращают…

— А еще, Агни, ты пойми: читать мантры, молитвы, заклинания и совершать прочие иррациональные действия во время призыва суры совсем не обязательно. Он создается по собственной воле, нужный сура, он приходит всегда. Для этого достаточно комбинации технических приемов, которую ты знаешь наизусть и уже лучше меня! Инфополе беспредельно, и не было такого случая, чтобы не нашелся сура-доброволец на миссию…

Ну вот, он все-таки услышал мое мысленное бормотание! Стыдно, конечно…

— Но в целом я вижу, что тебя уже спокойно можно выпускать в свободное плавание, — подытожил Варуна. — Ориентируешься легко, автоматизм выработался. Импровизирование в непредусмотренных ситуациях подработать — и цены тебе как координатору не будет!