Пари с будущим

Гомонов Сергей

— Агни!

— М?

— А ты пошутил, или суры на самом деле обращаются к тебе «почтенный»?

— Нет, не шутил, правда. А что в этом удивительного?

— Один обращался или все?

— Ну, практически все, с кем удавалось говорить.

— Говорить? Они с тобой еще и общаются?

— Почему только со мной? Разве они не со всеми координаторами общаются?

Савитри повернулась ко мне:

— Они вообще не общаются как личность с личностью, в том-то и дело!

Для меня это было неожиданным открытием:

— Не знал. Они еще предпочитают, чтобы к ним обращались «ади».

— Ади?

— Да. Не знаю, что для них это обозначает, но им нравится.

— Нравится?! Суры разве проявляют эмоции?

— Это нельзя назвать эмоциями в человеческом понимании. Я просто чувствую это и телом, и разумом, и сердцем. От них всегда становится светло и тепло.

— Представляю, что тогда в противоположность им источают асуры… — проворчала Савитри. — Но я спрашивала отца — он не припомнит случая, чтобы сура допускал личностный контакт с собой…

— И что это может означать?

— Мне кажется, тебе есть что скрывать, огонек, — сказала она и вдруг вскрикнула: — Падающий метеор! Кажется, я успела!

— Загадать желание?!

Вот это скорость! Я и увидеть-то не успел…

— Да. Я успела!

— Ты, наверное, первый человек, которому это удалось!

— А что в этом сложного?

— Так ведь реакция мозга всегда на доли секунды запаздывает, расшифровывая зритель… А-а-а! Точно!

— Вот-вот! — обрадовалась Савитри. — Я же говорю: бедные вы и убогие! Я видела его еще до вхождения в атмосферу, в момент вхождения, раскаливания, распада на песчинки. За это время можно загадать не одно, а двадцать одно желание!

— И что загадала ты?

Тут она заупрямилась:

— Не скажу. Иначе не сбудется.

— Да брось ты! Еще признайся, будто веришь в эту чепуху!

— Я первый человек, которому удалось успеть. Вот на моем примере и проверим — чепуха или нет!

— Вот для чистоты эксперимента и скажи, что загадала. А то еще подтасуешь результат!

— Не подтасую. Мне и самой интересно.

Она вскочила и, легко перепрыгивая с камня на камень, стала убегать вниз. Я включил освещение в браслете, но за ней не поспевал, слишком тусклым был свет и крутыми — склоны. И поэтому нагнал ее только тогда, когда она остановилась. Что-то сверкнуло в ее руке. Она размахнулась и швырнула нечто блестящее в каменные осыпи внизу. Я догадался, что это цепочка с ее щиколотки.

— Зачем?

Она с таинственной улыбкой повернулась ко мне, хотя в лицо взглядом не попала, смотрела повыше головы:

— Жертвоприношение.

— Какое же это жертвоприношение? Я найду!

— Не надо, он все равно мне надоел.

— А мне нравился. Это не обсуждается. Жди здесь!

Мне до дрожи захотелось отыскать эту цепочку, чтобы появилась возможность надеть ее обратно, беспрепятственно прикасаясь к точеной ножке Савитри и не выглядя при этом наглецом.

Когда я понял, что иду уже не по тропинке среди камней, поросших кустиками, а по спускающемуся под землю тоннелю, прошло немало времени. Я направил свет вверх и различил над собой своды пещеры-коридора. Сначала была мысль вернуться, но…

Есть для меня что-то притягательное в пещерах и лабиринтах. Не так чтобы уж очень часто сталкивала меня с ними жизнь, однако если случалось побродить среди нерукотворных галерей, сердце мое начинало стучать быстрее. Вот и тут, вместо того чтобы предупредить свою спутницу или вообще вернуться — понятно ведь, что сюда не долетела бы никакая цепочка! — я пошел вперед. Решил для себя: как только пещера начнет сужаться, поверну обратно.

Сужаться она не собиралась. Коридор был один, но очень извилистый, и сначала я с затаенной тревогой ждал очередного поворота. Вскоре привык и расслабился. Вот тут-то меня и подкараулила ловушка.

Сначала послышался сухой шелест, и в яму ушла одна нога. Я не удержался, провалился по пояс, стал выкарабкиваться, но лишь сильнее обрушивал сыпучую породу. А потом лицо и уши залепило мелким каменным крошевом, и, на что-то неудачно свалившись, я ударился головой. Пришел в себя быстро, принялся отплевываться и фыркать, обрадовано заметил, что браслет не погас.

На приличной высоте в потолке этого подземного помещения зияла дыра. К ней вела громадная насыпь. По ней я, видимо, и скатился, сначала продырявив потолок, который одновременно являлся полом верхнего коридора.

Наверное, у меня была контузия: я не сразу услышал тревожные вызовы от Савитри, а когда ответил, она уже почти кричала:

— Что у тебя случилось?!

— Я куда-то провалился. И, знаешь, кажется, стою на поверхности непонятного устройства…

— Какого устройства?

— Не знаю. Оно сильно покорежено и довольно крупное, чтобы рассмотреть целиком. Но это точно не камень… и здесь нет ни ракушечника, ни кораллов, ни намывов…

— Ты выберешься, или лучше вызвать подмогу?

— Постараюсь выбраться.

— Я вижу, где ты. Сейчас приду.

— Савитри, оставайся там!

— Я осторожно.

Несколько раз съехав по раздробленным камням обратно на верхушку неведомого технического устройства — в том, что оно именно техническое, у меня не было никаких сомнений, — я наконец выпростал руку и ухватился за ладонь Савитри. С помощью дока удалось выбраться и отползти на безопасное расстояние от провала.

Савитри бегло осмотрела меня:

— Весь исцарапанный, но жить будешь.

Только тут я сам заметил, что с головы до ног покрыт ссадинами, а одежда изодрана в клочья, точно я снял ее с давно истлевшего мертвеца.

— И зачем я тебя, зрячего, отпустила в такой темноте? — ругала саму себя Савитри, без всякой подсветки прокладывая нам обоим путь к выходу. — Хороши мы будем, когда припремся в таком виде домой!

Меня больше заботило то, что же такое я там увидел и каким чудом оно уцелело после многих тысяч лет под водой: материал аппарата был хоть и погнут, но водной эрозии явно не подвергался, как будто стоял все это время запечатанный, в неприкосновенности. А ведь, наверное, именно так он и стоял?!