Париж в 1814-1848 годах. Повседневная жизнь
Шрифт:
Когда идет дождь, француз отправляется гулять в пассажи, т. е. в крытые улицы или галереи, ведущие из одной улицы в другую. Более других славятся пассажи Панорамы и Оперы. <…> В панорамском пассаже бывает такая толпа, что невозможно пошевелиться».
В самом деле, как уже упоминалось в главе двенадцатой, парижане и приезжие отправлялись в пассажи не только за покупками или ради того, чтобы пообедать в ресторане, но и для прогулок – полюбоваться на выставленные в витринах модные товары или новые гравюры, а то и просто на элегантные наряды прохожих. Той же цели служили два парижских центра торговли и развлечений – Пале-Руаяль и Бульвары.
Парижане любили прогуливаться на свежем воздухе и одновременно развлекаться забавными и веселыми зрелищами. Поэтому с конца XVIII века вошли
На территории бывшей «прихоти» маркизы де Марбёф до 1823 года функционировал еще один развлекательный сад – «сад Марбёф», выходивший на Елисейские Поля. На улице Рыбного Предместья в 1818 году был открыт «Египетский променад», через год превращенный в сад «Дельта», который существовал здесь до 1824 года. Наконец, за заставой Трех Корон располагался Бельвильский сад, прозванный «Тиволи для бедных».
Развлекательные сады имелись и на левом берегу Сены. Монпарнасский бульвар славился заведением «Большая хижина». Его название объяснялось тем, что в конце XVІІІ века на этом месте стояли настоящие хижины – лачуги, крытые соломой. В них посетители могли и выпить, и поплясать. Затем на месте лачуг был выстроен большой трехэтажный дом, в окружающем его парке разбили клумбы, устроили гроты и качели, оборудовали тир. «Большую хижину» охотно посещали студенты, жившие и учившиеся в Латинском квартале; в середине 1840-х годов они особенно зажигательно танцевали здесь новые быстрые танцы – канкан, качучу, польку. Этот последний танец вошел в моду зимой 1843/1844 годов; русский литератор В.А. Солоницын докладывал своим русским корреспондентам: «Весь Париж с ума сошел: все хотят танцевать польку, все учатся польке; но между тем никто не знает наверное, что это за танец, откуда он взялся и как танцуется. <…> Известно только, что это танец не очень благопристойный, вроде cancan, потому что в нем дамы должны сгибать одну ногу в колене и поднимать пятку так высоко, что при этом движении видна подвязка другой ноги…»
Как правило, все развлекательные сады рано или поздно постигала одна и та же судьба: Париж расширялся, городу нужны были территории для застройки, поэтому сады продавали по частям и прокладывали на их месте новые улицы. Однако до этого момента парижане успевали насладиться всеми удовольствиями, какими были богаты эти сады. В каждом из них имелись кафе и рестораны, площадки для танцев и оркестра, аллеи для прогулок, а также специальные аттракционы. Например, после 1816 года непременным атрибутом всех садов стали деревянные «горы», и за 25 сантимов посетители могли съехать с них в повозках по специальным желобкам (прообразу рельсов). Первый аттракцион такого рода был открыт возле Рульской заставы (современный адрес – улица Предместья Сент-Оноре, дом 272); в память о недавней войне с Россией он был наречен «русскими горами». Впрочем, войдя в моду, эти аттракционы стали получать и другие названия: в «Большой хижине» они именовались «швейцарскими горами», в саду «Дельта» – «египетскими». Около заставы Тампля выросли «зеленые горы», а в саду под названием «Пафос» – «лилипутские». Наконец, во втором Тиволи у Руджьери бесстрашные посетители имели возможность скатиться по очень крутому склону длиной в 50 футов (около 15 метров), который получил название «Ниагарский водопад». Именно это соперничество разных гор обыграно в уже упоминавшемся в главе двенадцатой водевиле Скриба и Дюпена «Битва гор». Впрочем, к концу 1820-х годов эти аттракционы парижанам поднадоели и вышли из моды.
Владельцы
После этого воздушные шары с фейерверками в воздух больше не поднимались, но аэронавты продолжали изобретать новые трюки. Например, Андре-Жак Гарнерен и его племянница Элиза демонстрировали не только полеты на аэростате, но и прыжки с парашютом. Аттракцион этот был в высшей степени эффектным: выпрыгнув из корзины воздушного шара, Элиза Гарнерен перерез'aла веревку, удерживавшую шар, и поджигала его… А некто Марг'a 29 августа 1824 года поднялся на воздушном шаре в обществе дрессированного оленя по кличке Коко – «звезды» Олимпийского цирка. Этот Марга вообще был большим любителем «постановочных» полетов: так, выступая в Бельвильском саду, он дал своему аттракциону название «Отбытие Венеры и Амура на остров Любви».
В июне 1828 года в саду «Новый Тиволи» демонстрировался аттракцион «Несгораемый испанец»: 43-летний испанец Мартинес в панталонах, шерстяном плаще и шляпе трижды вошел в печь, нагревавшуюся в течение четырех часов. Сначала он просидел там четверть часа, а рядом поджаривалась курица; переждав немного, он возвратился в печь, съел курицу и выпил бутылку вина. Наконец, в третий раз он улегся в печи на доску, окруженную горящими свечками, и пролежал так пять минут, а затем бросился в чан с холодной водой.
Вход в развлекательные сады был платным; цены колебались от 50 сантимов до 2 франков – в зависимости от уровня заведения и от дня недели. Например, в «Большой хижине» по четвергам вход стоил 2 франка, по субботам и воскресеньям – 1,5 франка, а остальные дни – 50 сантимов. В Бельвильский сад попадали за 1 франк, в саду Марбёф по четвергам и воскресеньям вход стоил 1 франк 25 сантимов, а в остальные дни недели – 75 сантимов. Цена за вход повышалась в тех случаях, когда в саду устраивался бал.
Развлекательные сады были не единственным местом, где парижан забавляли аттракционами. В «Письмах русского офицера» Ф.Н. Глинки, побывавшего в Париже летом 1814 года, есть специальная главка под названием «Что показывают в Париже»: «В каждой улице, в каждом переулке, на каждом почти шагу в Париже что-нибудь да показывают! Кроме известных главных театров, множество шутовских и гаерских рассеяно по бульварам, под галереями и каждый имеет свою толпу зрителей. В одном месте показывают китайские тени, в другом искусственного слона! там целую роту ученых чижей, далее болтливое общество попугаев. Обезьяны, сурки и собаки доставляют хлеб многим затейникам. Пещера непостижимого человека всегда осаждена толпою зевак. Смотрят и дивятся, как искусник глотает палки, камни и железо!.. У Прево показывают Землю (большой глобус). У Курция [в кабинете восковых фигур] великих людей. Слово показывают вертится беспрестанно на языке парижан. С некоторого времени у них все сделалось показным – и все великие происшествия как будто им были только показаны!.. В одном конце Парижа рубили головы, а в другом смеялись, говорили: “Там показывают действие гильотины”».
Обилие развлечений самого разного рода в столице было так велико, что у П.А. Вяземского были все основания сказать: «Вообще мало времени в здешних сутках, да и всей природы человеческой мало: куда здесь с одним желудком, с одною головою, двумя глазами, двумя ногами и так далее. Это хорошо для Тамбова: а здесь с таким капиталом жить нельзя».
Парижские забавы поражали и восхищали не только русских путешественников. Англичанка Фрэнсис Троллоп замечает: «Одна из причин, делающих пребывание в Париже гораздо более занимательным, чем в Лондоне, заключается, я полагаю, в том, что в Париже гораздо б'oльшая часть населения не имеет никакого другого дела, кроме как развлекаться самим и развлекать окружающих. Ни в каком городе не найдется такого количества праздных людей, живущих на средства, которых у нас достало бы исключительно на оплату жилья, – мелких рантье, которые предпочитают свободно располагать собственным временем и искать развлечений, нежели трудиться не покладая рук и, заработав много денег, иметь от них мало радости».