Парижские письма виконта де Лоне
Шрифт:
Близится час всеобщего пробуждения, парижское безумство дает о себе знать самыми прелестными симптомами: первый день нового года уже вселяет тревогу в умы парижан; уже подают голос бальные оркестры; все столичные жители уже заняли свои посты, каждый оттачивает свое оружие: политики упражняются в ораторском искусстве и придумывают яркие фразы, кондитеры изготовляют конфеты и фантики, заговорщики запасаются патронами. Актеры учат новые роли, а государственные мужи пытаются забыть те роли, которые играли прежде; все вооружаются, одни ради того, чтобы пленять, другие ради того, чтобы вредить, и все меняют свой облик ради того, чтобы обмануть окружающих: молодые женщины покупают бархатные платья и шляпы с плюмажем, чтобы придать себе респектабельный вид; тридцатилетние женщины покупают себе газовые платья и цветочные гирлянды, чтобы придать себе вид девичий. Казаться тем, что ты есть, считается преступлением; казаться тем, чем ты вовсе не являешься, считается победой. Жизнью движут одни лишь притязания; без них люди не знали бы, чем заняться, и умирали от скуки. Гордиться неоспоримой красотой, блистать всеми признанным умом, тратить законно доставшееся состояние
Притязания во Франции заменяют страсти; именно они совершают революции; никто не желает оставаться на своем месте, каждый хочет сменить свое ремесло на ремесло соседа; все гнушаются тем, что знают, и с удовольствием демонстрируют те таланты, каких не имеют. Политические мужи ломают головы, пытаясь отгадать причину наших вечных смут, они задаются вопросом, отчего французами нынче так трудно править; ответ очень прост: дело в том, что в течение последних пятидесяти лет [429] у нас разрушали все верования, одновременно распаляя все притязания; дело в том, что очень трудно управлять страной, где никто не хочет заниматься тем, что он умеет делать, где усердно исполняют свои обязанности лишь невежды, обязанности эти исполнять не способные; дело, наконец, в том, что политические мужи, которые задаются этими вопросами, сами занимают вовсе не то место, какое им пристало. Все, конечно, придет в порядок, однако, прежде чем здравый смысл восторжествует, прежде чем военные согласятся быть военными, деловые люди смирятся с тем, что их призвание — заниматься делами, а финансисты захотят остаться финансистами, — прежде чем все это произойдет, нам предстоит прожить еще по меньшей мере пятьдесят лет, полных раздоров, переворотов и кровавых расправ, а потому мы стараемся не принимать политику близко к сердцу и просто-напросто констатируем, что причину правительственных кризисов угадать несложно: Франция — страна восстаний только потому, что она страна притязаний. В тот день, когда каждый из нас станет гордиться исключительно теми талантами, какие он получил от Бога, мы исцелимся — и наступит всеобщее благоденствие. […]
429
Отсчет ведется от 1789 г., когда Революция разрушила Старый порядок и традиционную социальную иерархию.
В городе уже царит большая суета, но еще не наступила пора больших развлечений. Бунт, назначенный на эту неделю, не состоялся; по слухам, его отложили до 6 января, до дня Богоявления, что обличает величайшую предупредительность: когда же еще и бунтовать против царствующего короля, как не в день, когда выбирают короля бобового [430] ?
430
Бобовым королем нарекали в этот день того, кому достался боб, запеченный в пирог.
Балы и рауты уже начались, однако еще не все элегантные парижанки съехались в Париж. Начало сезонадля знаменитых красавиц отложено в наших салонах до первых дней января. Светила должны повиноваться законам природы: человеческие светильники, вульгарные лампы, могут гореть хоть 24 часа в сутки, но звезда Венеры загорается лишь ради того, чтобы возвестить начало нового дня.
Итак, в настоящее время на наших раутах царствуют иностранки. Скипетр моды оспаривают русские и испанские красавицы, однако им уже давно завладела одна юная англичанка, и нет никаких оснований полагать, что в этом году она его утратит. Мода — богиня, которая не раз становилась жертвой клеветы и которой пора наконец отдать справедливость. В своих привязанностях мода вовсе не так непостоянна, как это зачастую утверждают; она старается изменяться как можно реже и благоволит к одним и тем же фаворитам. Мы знаем старцев, молодость которых пришлась на эпоху Директории и которые еще и сегодня остаются модными юношами. Кто однажды стал модным, пребудет таковым до самой смерти. Быть модным можно столько, сколько хочешь, но нужно этого хотеть, нужно этим заниматься, иначе говоря, нужно беспрестанно обновляться. Трудитесь без устали, проводите кропотливые изыскания и не отвлекайтесь ни на мгновение: чтобы оставаться модным всегда, чтобы, невзирая на неумолимый бег времени и непредсказуемые капризы революций, чтобы вечно быть юными и прекрасными, пленительными и опасными, надобно идти на большие жертвы. Ремесло мотылька — нелегкое ремесло, ставящее перед модником множество трудноразрешимых задач: как всегда быть легким и никогда не становиться легкомысленным — как не интересоваться ничем и знать все — как думать о своем туалете с утра до вечера и делать вид, что не заботишься о нем вовсе, — как являться в одно и то же время в четырех разных салонах — как приезжать в Оперу точно в то мгновение, когда на сцену вылетает новая танцовщица или начинает арию новейший виртуоз, — как всегда знать имя той женщины, на которую смотрит весь зал, — как входить в бальную залу с видом человека, которого здесь ждут, — как заигрывать с высшими, благоволить к низшим, улыбаться равным — как мало смотреть, но хорошо видеть — как все узнавать, ни о чем не расспрашивая, — как не разделять полностью ни одну идею, однако судить свысока обо всех идеях без исключения — как находить применениевсем
Женщинам оставаться модными легче, чем мужчинам: смазливого личика и романического положения нередко бывает довольно для того, чтобы женщина сделалась модной и оставалась таковой долгие годы. Живость и томность равно подходят для этой роли, которая не подчиняется строгим правилам. Требование одно-единственное: не скрывать ничего, кроме своего ума; ведь тайное превосходство — могущественнейшее средство воздействия; впрочем, есть способ сделаться модной женщиной гораздо быстрее и оставаться ею очень долго; способ этот совершенно безотказный: нужно вести себя добродетельно, но при этом пользоваться дурной славой.
Теперь нам предстоит сделать признание, которое наверняка навлечет на нас обвинения в бесцеремонности. Ну что же, наберемся храбрости и приступим к делу без обиняков. Мы хотим сказать, что, если мода долго хранит благосклонность к людям, она ведет себя куда более ветрено по отношению к животным. Некогда украшением будуаров служила гибкая шелковистая кошка; но кошки слишком любят охотиться на мышей и гулять по крышам; они кровожадны и неблагопристойны, коварны и легкомысленны: кошек нам больше не надобно.
Было время, когда наши элегантные гостиные оживляла сумасбродная левретка: однако левретки постоянно зябнут, их нужно одевать, кутать; это собачки для женщин чувствительных. У наших элегантных дам не хватает времени даже на своих собственных любимиц. За левреткой нужно ухаживать, как за малым ребенком, левретки ревнивы и страстны, они ласкаются, требуют, чтобы их любили и понимали; левреток нам больше не надобно.
Затем настало время, когда в моду вошли обезьяны: они походили на людей, и гримасы их вызывали смех; но с тех пор все переменилось: теперь люди уподобились обезьянам, и контраст тех и других совершенно утратил пикантность: обезьян нам больше не надобно.
Жан-Анри Марле. Поездка в Версаль.
При правлении деспотическом большой успех имели также попугаи. Их учили всяким бунтарским фразам, которые люди не осмеливались произнести сами. Эти газеты в перьях были нарасхват. Сегодня же, когда людям подавай все что угодно, за исключением настоящей правды, сегодня, когда в стране господствуют краснобаи, попугаи находятся под подозрением, в них видят конкурентов: попугаев нам больше не надобно.
Какие же домашние животные нынче в моде? Дошло ли уже дело до воспитания в салонах юных тигров, косолапых медвежат, бойких львенков и миленьких пантер? — Нет; животное, которое пользуется нынче всеобщей любовью, производит очень мало шума и отличается весьма мирным нравом; это просто-напросто черепаха — совсем крохотная черепаха, привезенная или присланная из Африки; это животное не произносит ни звука, но само его присутствие в высшей степени красноречиво; оно означает: «У меня есть друг, брат, дядя в Алжире; он присылает мне кашемировые шали, арабские бурнусы, жасминовые благовония и кошельки из золотой парчи — все эти штуки, вместе с которыми обычно прибывает и черепаха». Зверь этот имеет великое преимущество перед всеми прежними фаворитами. О нем совершенно не нужно заботиться. Можете не кормить его хоть целый месяц: он не обратит внимания и вовсе на вас не обидится. Можете выронить его из окна — он будет себя чувствовать так же превосходно, как и прежде. Можете на него наступить, он этого даже не заметит. Черепаха — идеальная компаньонка, которая безропотно сносит все издевательства и умеет жить в одиночестве, не скучая. Наш эгоистический век может позволить себе лишь чувство такого рода — привязанность к спутнице жизни, ради которой не нужно идти ни на какие траты, избраннице, которая не нуждается в любви [431] .
431
О черепахе как атрибуте парижских денди, которые, демонстрируя свою неторопливость, выгуливали эту «спутницу жизни» в Люксембургском саду, см.: Benjamin.Р. 441; Вайнштейн.С. 309.
1840
Предсказания на новый 1840 год весьма разнообразны; одни утверждают, что год этот принесет немало несчастий, что он ознаменуется крушением больших империй; другие полагают, напротив, что он принесет с собой новую эру свободы, братства, блаженства и всеобщего возрождения. Народ не верит ни в то, ни в другое, он попросту уверен в скором наступлении конца света, и эта уверенность стоит любой другой; мы, со своей стороны, предпочитаем присоединиться именно к ней; подобный исход позволит, пожалуй, примирить многие враждующие партии и осуществить многие политические предприятия.