Пароль остается прежним
Шрифт:
— Стреляй по баллонам!— подсказал Пологалов.
Машина скрылась за поворотом.
К пограничникам бежали разбуженные выстрелами колхозники.
Кто-то крикнул:
— Врача!
Старшина приказал Бегалину:
— Еще ракету!
Стебеньков снял тенниску и порвал.
— Зачем?
— Перебинтую!— голос у Стебенькова дрожал. Разве он мог предположить, что всё так получится?
А Бегалин уже протягивал индивидуальный пакет.
«Буйвол» и Василий Васильевич, еще не веря в спасение, лежали на дне кузова. Они только что пережили страшные минуты. Горский словно решил проверить их мужество и заставил открыто сидеть у палатки. Конечно, что еще можно было придумать, если проходили оголенный участок? Так хоть по крайней мере оставалась надежда, что на них не обратят внимания.
Когда выстрелы прекратились, «Буйвол» поднял голову.
— «Зуб»!— окликнул он.
«Зуба» в кузове не было,
«Буйвол» заглянул в кабину. За рулем— Горский.
— «Зуб» влип.
— Для того и брали,—напомнил Василий Васильевич. Опасность придала ему силы.
«Зуб», подгоняемый страхом, обогнул полевой стан. На небольшой поляне паслись кони. Плохо соображая, он вскочил на одного из них. Ударил в бока каблуками.
Конь понес.
«Зуб» едва успел ухватиться за гриву.
«Пусть несет!— обрадовался он.— Лишь бы подальше отсюда!».
Но конь неожиданно встал.
«Зуб», не удержавшись, перелетел через голову. Сразу вскочил. Кругом было темно. Он пригляделся: конюшня!
«Зуб» бросился к выходу. Ворота запирали.
— Я свой, свой!— истошно закричал он.— Откройте!
— Разберемся, какой ты свой!— раздался за воротами насмешливый голос.
Возле арыка майор Ярцев приказал шоферу остановиться и в это время увидел ракету...
Вскоре Ярцев уже знал, что произошло у палатки геологов.
Один из колхозников показал правей полевого стана:
— Я видел кто-то бежал сюда!
И вдруг откуда-то вынырнул велосипедист:
— В конюшне, в конюшне он!..
— Сейчас выясним,— сказал Ярцев. Но прежде он решил связаться по телефону с отрядом. Слышал, как полковник отдавал распоряжение дежурному:
— Хирурга в машину!
Ждал, что скажет начальник отряда.
— Выезжаю к вам,— сообщил Заозерный.— Возьмите того, что в конюшне.
— Здесь он! — сказал Ярцеву сторож, едва газик остановился.— Вижу, понимаете, скачет. А кто скачет?.. Слышал выстрелы. Кто стрелял?.. Скачет в конюшню... Ну, всё ясно: конь понес...
Стоит перед пограничниками старый колхозник, в стеганом халате. Неловко переминается с ноги на ногу: мол, все ли я сделал как нужно?
И велосипедист уже здесь. Жмется к старику. Парнишке лет четырнадцать.
— Сын? — спрашивает Ярцев.
— Внук.
— Молодец... А теперь прошу отойти в сторону.
Водитель гасит фары. Медленно раздвигаются ворота.
За чинарой, метрах в десяти от входа в конюшню, притаился Солибаев с «Амуром».
Начальник заставы скрыт за раздвинувшимися воротами.
Из конюшни неуверенно выходит человек. И тогда водитель снова включает свет, ослепляет его.
— Руки вверх!
«Зуб» послушно выполняет приказание. Он готов на всё, лишь бы облегчить свою участь.
Он стоит бледный, не решаясь пошевелиться.
— Я всё скажу... Всё скажу!— голос заискивающий, визгливый.
А майор Ярцев уже производит обыск.
МИНУТА ЖИЗНИ
... Тогда жили в доме купца Максудова на углу Обсерваторской и Дровяной. Кривая лестница вела в душную, тесную мансарду. Дверь упиралась в сундук и отворялась только наполовину. А еще в мансарде стояла койка с заржавленными пружинами, буфет на низеньких ножках, кушетка с вогнутым брюхом. Все это отец собирался купить в рассрочку, да свалил недуг.
Он лежал на кушетке, возле обклеенного бумагой окошка, и тяжело дышал. Вот так же, на этой кушетке, полгода назад умирала бабушка.
Пятилетнему Володе было страшно. Он затаился в полутемной комнате. Мать сидела у постели отца. Ждали доктора.
Отец мучился. Володе было жалко его и он сказал матери:
— А ты подведи часы.
— Зачем?
— Чтобы доктор скорей пришел.
На другой день отец умер. Когда возвратились с кладбища, мать постелила Володе на кушетке. Он закричал, что она его совсем не любит.
— Почему, милый?
— Потому что все умирают на этой кушетке!..
Странно, почему вдруг перед встречей с сыном вспомнился этот невеселый эпизод из далекого детства?
В первый раз за всё время службы Серебренников торопит Микаеляна.
На заставе встречает Пулатов.
Серебренников ищет глазами сына. Надрывается телефон.
Пулатов переспрашивает кого-то:
— Где, где?—И бросает коротко:—Ясно! Серебренников испытующе смотрит на него.
Пулатов взволнованно подходит к макету участка:
— Вот здесь обстрелян автоинспектор! Серебренников догадывается: Горский ведет свою группу в Оленью балку. Там он бросит машину и попытается перейти границу. Пулатов тоже понимает это. Нервничает:
— Как быть?
— Немедленно предупредить катер! Пулатов включает рацию.
Кошевник снимает наушники. Передает Шарапову обстановку.
— Отвечай: есть!— Шарапов разворачивает катер и забирает к берегу.
— А если Горский свернет на пастбища?— в голосе Пулатова растерянность.
— Ничего,— говорит Серебренников.— Район блокирован.
Пулатов сознается: после того, как раскрылся Горский, он не верит даже Людмиле... Серебренников перебивает резко:
— Все мы проглядели Горского. Вот и расплачиваемся. А Людмила тут ни при чем.