Партия на троих
Шрифт:
Когда прошло немало времени со дня великой победы сил добра над злым драконом, короли начали недоумевать, отчего в их вотчины не пришли телеги, доверху груженные сокровищами, а потрепанные, но счастливые воины не вернулись к семьям и к мирной работе, допустим, на полях. После они впали в ярость, извещенные о воцарении на престоле Садаккара повелителя Сошига Первого и возведении замка близ руин. Они бы затеяли новый военный поход, да неоткуда уже было взять солдат, нечем оказалось их снабдить, не нашлось вдохновителя, взявшегося объединить снова несколько армий.
Один король, правда, собрался отомстить. Под опекой его короны доживал свой век некий маг Аракиз, лишившийся
Поначалу это считали старческим бредом, навязчивой идеей, самоуспокоением и попыткой убежать от чувства вины, но в конце концов ему поверили. Ну а поскольку ученик почувствует смерть наставника и непременно явится, стремясь если не предотвратить, то почтить его гибель, Аракиза немедля обвинили в пособничестве Сошигу в прошлом и собирании сведений для него нынче. Никого не волновало, что старик и в годы могущества не умел договариваться с ветрами, а после закрытия портала ученика разучился открывать свои. Пусть бы он даже действительно шпионил, как переправлял бы собранные сведения в Садаккар?
Никого не интересовала шлюха–правда Аракиза. Ведь она же повернулась к королю иным боком и нашептывала: главное — отыскать Руиза. Пусть и с помощью маленькой милосердной казни его наставника. Жизнь магу, лишенному сил, не мила, так пусть отмучается поскорее. А Руиз непременно согласится отомстить Сошигу, у него наверняка накопился немалый счет к подлецу.
Вот только подлецом Руиз мнил не только Сошига, а мстить решил еще и за наставника — единственного близкого ему человека в этом мире, несмотря ни на что. А поскольку был он темным, никакие светлодушные слова не смогли его тронуть. Плевать Руиз хотел на шлюху–правду, которую король именовал справедливым возмездием за предательство.
Руиз понятия не имел, откуда всплыло в его голове это заклятие, но ветер подхватил его и унес, громко хохоча, после чего сгнили даже каменные стены, а про постигшую придворных и короля участь не хотелось и думать. Видать, нельзя перестать служить госпоже Смерти, даже умерев и родившись вновь. Пришлось снова прикасаться к глубинам памяти и выискивать слова вызова бездымного пламени. Они тоже нашлись, пусть и не столь быстро. Огонь уничтожил то, что со временем могло стать источником болезней, а их возникновения, как и увеличения бед простых жителей королевства маг не желал.
«Ничего, тебе еще предстоит возвращать», — наигравшийся ветер принес странные слова певучего неведомого ныне Руизу языка и нежный, звонкий, бесконечно родной голос.
— Ты спишь с открытыми глазами, маг, — заметил дракон, легко и неслышно шедший за плечом в облике человека. — Интересное умение.
— Попутешествуй с мое, не такому научишься, — вздрогнув, отозвался Руиз.
— Можно сбиться с пути.
— Но иду–то я правильно, — возразил Руиз, не успев схватить за хвост и удержать скользнувшее в голос раздражение. — Скоро мы уже выйдем к твоему обиталищу? Там, надеюсь, станет полегче?
— Станет, — заверил дракон. — Скоро.
— Вот тогда и буди, — неучтиво распорядился Руиз, ныряя в полудрему глубже, чем стоило.
…Ветер. Он пригладил его волосы; в последний раз донес вонь пепелища и горелой плоти, тотчас сменил ароматом цветов и поспевших трав, растущих за городом. До войны за Садаккар эти поля колосились зерном, ныне заросли пусть и радующим глаз и обоняние, но сором. Людям этих земель грозил голод, но король думал не о них, а о том, как посильнее отомстить Сошигу. Без такого правителя у людей появится шанс выжить здесь или хотя бы поискать лучшей доли в чужих краях. Впрочем, Руиз не думал о них, платя за смерть наставника. Он не убивал многих: только тех, кто помогал советами и потакал жажде обогащения и злобе короля. Ни одна из стихий, имевших с Руизом дела — в прошлом или настоящем, неважно — не поняла бы, не сделай он этого. Однако Руиз не думал и об этом. Только о себе. Его темная… или не совсем светлая?.. душа успокоилась, а значит, он все сделал верно.
Столичные жители спешили на дворцовое пепелище, стражники находились в замешательстве, а потому ничем от них не отличались: побросали посты и побежали на главную площадь. Никем не остановленный, Руиз прошел через ворота восхода и отправился в Садаккар. Он уже не сомневался в словах дракона, произнесенных, казалось, в одной из прошлых жизней. Он раздумывал лишь над тем, как скоро перестанут потирать руки соседские короли, узнавшие о гибели собрата. Насколько быстро в разорении королевства обвинят именно его, из просто темного мага переименовав в черного. Сразу ли они попробуют присоединить ставшие ничейными земли, и надолго ли затянется эта возня. Хорошо бы длилась она подольше, но поскольку ходить одному по дорогам Руизу станет небезопасно уже дня через три, не стоило откладывать визит в Драконий город.
То, что все переменилось, Руиз понял, подойдя к Садакару на полет стрелы. Раньше город был благосклонен к магам, сейчас он пил силы, скручивал нутро и пытался выжать досуха. При этом обычные люди не чувствовали ни малейших неудобств. Руиз прошел в ворота с древней светящейся надписью, скрипя челюстями и согнувшись, как древний старик, и первое, что услышал: смех и песни.
Нигде он не встречал столько красивых мужчин и женщин. Не случалось такого, чтобы в городе не находилось хотя бы одного плачущего ребенка. В Садаккаре всем довольными и счастливыми оказались даже младенцы. Руиз с трудом доковылял до постоялого двора, снял комнату и, отказавшись от еды, завалился на кровать, которую следовало бы называть королевской в сравнении с убогими кушетками гостиниц прочих земель. Хуже, чем на ней, Руизу нигде еще не отдыхалось.
В новый королевский дворец он благоразумно не пошел: пустил вместо себя ветер, а сам сел в углу питейного зала и сделал вид, будто слушает барда. Спроси кто, о чем песня, Руиз не ответил бы. Никто, к счастью, к нему не лез и не заглядывал в чуть светящиеся глаза.
С песнями и радостями у аристократии Садаккара обстояло с точностью наоборот. Даже не обладающие склонностью к магии придворные больше походили на тени, нежели на живых людей. Бледные, истощенные, измученные, словно каторжники. Разве лишь одеты получше да место кандалов заняли драгоценные побрякушки. Сошиг Первый же… Руиз не поверил собственным глазам. Вместо сильного и властного архимага, говорящего на равных с королями, того, кому верили и за кем шли войсководцы и чародеи, намного искуснее его самого, на золотом троне сидел исхудавший до крайности старец, мерно раскачивался взад–вперед и перебирал гранатовые четки трясущимися скрюченными пальцами. В дверь постучали, но Сошиг словно не услышал этого.