Партнер
Шрифт:
Патрик подмигнул Сэнди.
– Кстати, – Пэрриш уже поднялся, – чуть не забыл. А что вы можете сказать о Пеппере Скарборо?
– Я назову вам его новое имя и дам номер карточки социального страхования.
– Значит, он жив?
– Да. Вы получите возможность найти его, но не более.
Парень не сделал ничего плохого.
Окружной прокурор молча вышел из комнаты.
На два часа дня у Евы была назначена встреча с вице-президентом лондонского отделения “Дойчебанка”. Немец превосходно говорил по-английски, одет был в темно-синий двубортный костюм от дорогого портного,
– Все в порядке, мисс Перес, – мягко улыбнулся он, вернувшись.
Ева и не предполагала никаких неожиданностей.
Едва слышно заработал принтер, выдавая распечатку. Немец вручил бумагу Еве. На счете в “Дойчебанке” после перевода осталось миллион девятьсот тысяч долларов и еще какая-то мелочь. Сложив листок, Ева сунула его в изящную сумочку.
Три миллиона лежали в швейцарском банке, шесть с половиной хранились на счете в Банке Канады на Большом Каймане. По сообщению управляющего банком на Бермудах, ему удалось весьма удачно разместить более четырех миллионов долларов, кроме того, семь миллионов двести тысяч находились сейчас в Люксембурге. Пусть лежат.
Покончив с делами, Ева вышла из здания и направилась к машине, чтобы позвонить Сэнди.
В статусе беглеца Бенни пробыл недолго. Его подружка, проведя ночь во Франкфурте, вылетела в Лондон, и около полудня ее самолет приземлился в Хитроу. Предупрежденный чиновник иммиграционной службы дважды проверил паспорт дамы и, извинившись, попросил немного подождать.
Видеокамера бесстрастно зафиксировала ее солнечные очки и дрожащие руки.
На стоянке такси к ней приблизился полисмен и попросил встать в очередь за двумя пожилыми леди, а сам стал подавать знаки свободным машинам. Доставшийся подружке Арициа водитель действительно был таксистом, но буквально несколькими минутами раньше с ним кратко переговорил прилично одетый мужчина и вручил ему небольшой передатчик.
– Отель “Атенеум” на Пиккадилли, – бросила она, усаживаясь.
Такси влилось в плотный поток машин, и водитель небрежно повторил адрес в микрофон. Через полтора часа он высадил пассажирку у входа в отель. Около стойки портье вновь пришлось ждать – завис компьютер. После того как в телефон в предназначавшемся даме номере установили крошечный “жучок”, ей вручили ключи и провели к лифту. На пороге номера она дала бою чаевые, затем вошла, закрыла дверь на ключ, набросила цепочку и кинулась к телефону.
– Бенни, это я. Приехала.
– Слава Богу! С тобой все в порядке?
– Да. Только немного напугана.
– За тобой кто-нибудь следовал?
– Нет. Не думаю. Я была очень осторожна.
– Отлично. Слушай, на Брик-стрит, в двух кварталах от тебя, есть небольшое кафе. Встретимся там через час.
– Хорошо. Мне почему-то страшно, Бенни.
– Не беспокойся, дорогая, все будет хорошо. Я очень соскучился по тебе.
Когда она пришла в кафе, Бенни там не оказалось. Прождав целый час, дама в панике бросилась назад. Он даже не позвонил. Ночь прошла без сна.
Утром, спустившись
Собрав свои вещи, дама заказала билет на ближайший рейс в Швецию.
Глава 41
Перекинувшись парой фраз со своим коллегой, Генри Трасселом, судья Карл Хаски договорился с ним, что дело Патрика Лэнигана будет рассматриваться в первую очередь.
Среди юристов Билокси ходили упорные слухи о состоявшейся сделке, но еще больше говорили о злом роке, упорно преследующем фирму Богена. Никаких других тем для обсуждения в здании городского суда не было.
Рабочий день Трассел начал с того, что пригласил в свой кабинет Т.Д. Пэрриша и Сэнди Макдермотта – они должны были ввести его в курс дела. Разговор затянулся на два часа.
По трем вопросам пришлось консультироваться и с самим Патриком по телефону доктора Хайани. Оба они, врач и его пациент, играли в шахматы в кафетерии госпиталя.
– Непохоже, что он собирается в тюрьму, – пробормотал Трассел после второго звонка Лэнигану.
Судье явно не хотелось выпускать из рук свою жертву, однако добиться обвинительного приговора было немыслимо трудно. Заваленный делами наркодельцов и сексуальных маньяков, Трассел не собирался тратить время на какого-то осквернителя чужих могил. Улики против Лэнигана весьма спорные, причем только косвенные, а зная о склонности Патрика методично продумывать каждый шаг, он может не сомневаться: добиться осуждения в этом случае вряд ли удастся.
Предстояло выработать условия соглашения. Работа началась с решения сократить список выдвинутых против Патрика обвинений. Трассел по телефону переговорил с Суини, Мастом, Джошуа Каттером и Гамильтоном Джейнсом. На всякий случай дважды побеседовал с сидевшим в соседнем кабинете Карлом Хаски.
Оба судьи, как и Т.Л. Пэрриш, раз в четыре года должны были проходить процедуру переизбрания на должность. Соперников у Трассела никогда не находилось, он считал себя неуязвимым. Хаски уходил. Пэрриш, тонкий политик, мастерски поддерживал свою репутацию человека, абсолютно беспристрастного и способного принимать трудные решения без оглядки на общественное мнение. Все трое работали довольно долгое время и успели сделать главный вывод: когда возникает острая необходимость принятия непопулярных мер, делать это следует быстро. Переживать можно будет потом. Любые колебания лишь приведут к осложнениям. Что-нибудь пронюхают журналисты, разожгут в обществе споры, а под конец еще и масла плеснут в огонь.
Проблема с покойником, после того как Патрик объяснил ее всем, представлялась довольно простой. Он назовет имя человека, чей труп был сожжен, и предъявит бумагу, где засвидетельствовано разрешение семьи вскрыть могилу. Они достанут гроб и поднимут крышку. Если там окажется пусто, соглашение вступит в силу. В случае же обнаружения там чьего-либо тела соглашение будет расторгнуто и Патрику предъявят обвинение в умышленном убийстве. Говоря о Кловисе, Лэниган продемонстрировал такую уверенность, что ни у кого не возникло сомнений: могила пуста.