Паруса над волнами
Шрифт:
Место нашлось в пароходстве А, А. Зевеке, на Волге.
Судно носило название «Колорадо».
Но какое это было судно! Он видел такие в Америке, в Новом Орлеане, на Миссисипи. Там они доживали свой век.
Вместо парусов и снастей, управление которыми он изучил до тонкости, были огромные, несуразные колеса. Вместо навигационных карт и счисления курса — рыжебородый лоцман, который вел пароход чутьем, по неведомому фарватеру. Вместо строгой вахты на шканцах, где ни присесть, ни поговорить, ни покурить, — самовар в стеклянной рулевой рубке, где не только вахтенный начальник, но даже рулевые непрерывно болтали и, казалось, совсем не управляли судном!
Ему было тяжело. Он видел, что место второго помощника, которое занимал, просто название. Его обязанности мог исполнять любой грамотный человек.
Однако мысль, что нужно изучить и речные суда, продержала его на «Колорадо» целый год.
В 1887 году он перешел на Каспий, на паровую шхуну общества «Кавказ и Меркурий» «Михаил».
Здесь, на «Михаиле», он впервые принял командование судном в открытом море.
Узун-Ада, Петровск (теперешняя Махачкала), Дербент, Баку, Красноводск… Духота, базарные крики грузчиков, солоноватая, плохо опресненная вода, цветастые персидские халаты, портовые шашлычные, отчеты — грузовой, пассажирский, материальный, кассовый…
В Астрахани Дмитрий перешел на пароход «Александр Жандр» под командование капитана Букта. Потом вторым помощником на «Князя Барятинского». Затем товаропассажирская шхуна «Армянин», пароход «Великий князь Константин» и, наконец, снова «Михаил», на который теперь он ступил в должности старшего помощника.
От «Кавказа и Меркурия» ждать больше было нечего.
Дмитрий стал подумывать о месте капитана на каком-нибудь частном пароходе.
Не о такой жизни он мечтал. Не для такой жизни себя готовил…
Амурское Общество Пароходства и Торговли предложило ему стать агентом по закупке пароходов у Японии, но на первой же сделке он прогорел.
Он плавал капитаном на пароходах «Атаман» и «Амур», но это были речные плавания. А в его снах вставали из тумана паруса «Армиды», и на ладонях своих он ощущал тяжесть канатов «Карлтона» и вновь, подгоняемый штормом, огибал страшный мыс Горн…
Шесть лет отнял у него Дальний Восток, так и не приблизив к мечте.
И опять желтые, казенные здания Петербурга, хождения по редакциям, куда он устраивал свои очерки «По белу свету», хождения по конторам разных обществ с мыслью: «Авось подвернется удача…»
Авось…
Удача в России того времени была, действительно, Жар-Птицей из сказки.
Она пришла не в том обличье, в котором Дмитрий ее ожидал.
Она помещалась на Малой Морской улице и называлась Отделом торгового мореплавания министерства финансов.
Она улыбнулась должностью помощника начальника порта в Петровске, на Каспии!
Диплом капитана дальнего плавания, большой парусный опыт, знание четырех языков и — береговая служба!
Но Дмитрий был тем человеком, у которого правило — попробовать в жизни все.
Он согласился, хотя паруса отодвигались в туманную даль.
Еще шесть лет съедено временем.
Грохнула и окончилась русско-японская война. Вспыхнула и была утоплена в крови первая революция. У Дмитрия родились дети — мальчик и девочка, погодки. Петровское издательство Михайлова выпустило его книгу — первую книгу, «Морские рассказы», печатавшиеся раньше в журнале «Русское судоходство» и в разных газетах. Приобретен огромный служебный опыт. Он мог быть теперь кем угодно — от простого матроса до начальника крупного порта. Но мечта хотя бы раз выйти в океан на клипере, вдохнуть соленый грозовой воздух огромных просторов, снова услышать мелодичный звон склянок, почувствовать ладонями округлость и жесткость снастей продолжала жить в душе.
Он знал: все меньше остается клиперов на океанах, уходят на пенсию или умирают в безвестности знаменитые капитаны, верфи перестают строить суда с деревянным благородным набором, переходят на сталь и железо, парусные мастера в мире наперечет; что пароходы отбирают последние линии у бегущих по волнам, что надо торопиться. Поэтому, когда он узнал, что для черноморского флота куплено у англичан парусное судно «Хасперус», он сразу же рассчитался с портом и поспешил в Севастополь.
Подъезжая к Северной бухте, еще издали он увидел мачты корабля, и сердце его замерло: это было судно клиперной постройки, вероятно плававшее по «шерстяной» линии Лондон — Мельбурн. Да, да, это был тот самый «Хасперус», построенный знаменитым мастером Робертом Стиилом в Сандерленде, родной брат знаменитых чайных клиперов «Тайпинг», «Сэр Ланселот», «Ариель» и «Лаалу»!
Счастье было командовать таким судном, и Дмитрий Афанасьевич пустил в ход все свои связи, чтобы не упустить редчайшую удачу.
В мае 1908 года он ступил на палубу «Марии», как переименовали «Хасперус», в должности капитана. «Мария» предназначалась для черноморского флота как парусно-учебное судно. Дмитрий Афанасьевич влюбился в него сразу же. Как легко, плавно, без всплесков резало оно воду, как слушалось руля, как шло к ветру и уваливалось под ветер, как делало повороты! А ведь «Мария» носила в то время не больше двух третей своей нормальной парусности! Дело в том, что реи на бизань-мачте пришли в негодность, их сняли, сняли также и брам-реи, а нижние и верхние брамсели сшили в один общий парус. И все равно даже при такой переделке, при легких черноморских ветрах, не превышающих трех баллов, «Мария» шла в полветра по шести узлов! Сорок человек экипажа и сто десять практикантов несла она на борту.
Плавание обычно шло по такому маршруту: Севастополь — Геленджик — Феодосия — Евпатория — Одесса — Севастополь.
Курортники любовались парусником, который неожиданно, как сказка, появлялся из утреннего тумана и, подобно призраку, опять уходил в предвечернюю мглу. Иногда «Мария» подолгу стояла на внешнем рейде Феодосии или Евпатории. На борту шли учения. Будущие штурманы и капитаны осваивали лоцию, навигацию, учились работать с парусами. В задачу не входило ставить рекорды скорости, но в открытом море Дмитрий Афанасьевич несколько раз форсировал все паруса, вплоть до лиселей. Хотелось увидеть клипер во всей красе. И сестра знаменитых «стригунов» даже в подштопанном и перелицованном платье оставалась принцессой — при полном четырехбалльном норд-осте она летела по одиннадцать — двенадцать узлов, играючи обходя попутные пароходы. В такие минуты Дмитрий воображал себя капитаном «Ариеля» Кэем или капитаном «Тайпинга» Мак-Киноном[40] и видел перед собою не бутылочно-зеленую воду Черного моря, а серые валы Атлантики или шипящие волны Индийского океана. Вечерами, в свободные минуты, у себя в каюте он писал стихи:
?? ?? ??
Вертится лаг, считая жадно мили, Под скрытой в тьме рукой скрипит слегка штурвал, Чу!.. Мелодично склянки прозвонили, И голос с бака что-то прокричал… ?? ?? ?? Но это сон… Волны веселой пену Давным-давно не режут клипера, И парусам давно несут на смену Дым тысяч труб соленые ветра.?? ?? ??
Странно. Жизнь разделялась на шестилетия. Шесть лет на Каспии. Шесть лет на дальневосточных реках. Шесть лет — помощник начальника порта. И «Мария Николаевна» — тоже шесть лет.