Паруса над волнами
Шрифт:
Как ни старался Дмитрий Афанасьевич воспользоваться малейшими изменениями ветра, чтобы уклониться к востоку, течение упорно относило корабль к западу, и экватор удалось пересечь только под тридцать вторым градусом западной долготы.
Месяц болтания «Товарища» в теплой тропической воде сыграл с кораблем скверную штуку: подводная часть днища снова густо обросла ракушками и водорослями длиною чуть ли не в полметра. Перегруженный, с трудом двигавшийся «Товарищ» окончательно потерял свои ходовые качества. Теперь нужен был только хороший попутный ветер, чтобы набрать ход, а его все не было…
Наконец 24 ноября, при посвежевшем зюйд-остовом пассате удалось пройти параллель Пернамбуко. Здесь кончились штили и неожиданные свирепые шквалы.
В ночь с 24 на 25 декабря «Товарищ» с попутным ветром прошел городок Мальдонадо и к рассвету был в виду Монтевидео.
1927 год встретили в устье огромной южноамериканской реки Ла-Платы вместе с командой буксирного корабля «Мирадор», подошедшего к «Товарищу», чтобы вести его в Росарио.
1 января «Мирадор» потащил барк по Ла-Плате к устью Параны.
5 января в десять часов вечера плавание было окончено.
Первое советское судно пришло в Аргентину, еще не установившую дипломатических отношений с молодой республикой рабочих и крестьян.
На следующий день началась выгрузка.
Дмитрий Афанасьевич с грустью смотрел на парусник.
Что-то подсказывало ему, что это — его последнее плавание. Что никогда больше не вступит он под сень парусов, не ощутит свежести океанских ветров, не вдохнет полной грудью ароматный воздух тропиков, напоенный запахом йода и соли… Время, проклятое время… Эх, если бы сейчас перепрыгнуть эту стену из сорока лет и вновь очутиться на палубе «Армиды» гибким, двадцатилетним, в засученных брюках и со шваброй в руках… Не капитаном, даже не простым матросом — юнгой на побегушках… Вот настоящее счастье!..
А «Товарищ».. Как он красив! Из запущенного, кое-как оборудованного, грязного корабля превратился в отличное учебное судно, которое не стыдно показать за границей. Экипаж прошел ветры и штормы, сработался, натренировался. Командный состав изучил до тонкостей парусное дело, привык к кораблю… Когда-то лучшей рекомендацией в мире для молодых штурманов было плавание на знаменитой «Катти Сарк». «О! — уважительно говорили судовладельцы. — Вы плавали под командой капитана Вуджета? Да, да, прекрасная школа, прекрасный, знающий капитан». И без страха доверяли свои лучшие корабли бывшим ученикам славного Ричарда. Может быть, когда-нибудь так же скажут и про него, капитана Лухманова. Сорок пять лет отдал он морю. Когда он придет в Ленинград, сухопутные знакомые будут спрашивать:
— Вы были в Аргентине? Расскажите, это, должно быть, страшно интересно!
Но разве расскажешь? Разве передашь бледными словами все, что видено, что пережито?
Да, он был в Аргентине, и в Австралии, и в Англии, и в Японии, и в Сингапуре и… даже и не припомнить где. Он работал при страшной жаре. Пил тухлую воду из корабельных цистерн. Спал на палубе, где тело обжигали москиты. Иногда после дня каторжных разгрузочных работ съезжал на берег. Ходил по великолепным улицам среди разряженной толпы, мимо ресторанов, где призывно гремела музыка. Смотрел на затопленные электричеством гигантские витрины, за которыми были выставлены драгоценные вещи сказочной стоимости, и думал о том, где бы найти лавчонку дешевой распродажи, чтобы купить себе пару рабочих башмаков на те несколько монет, что звенят в кармане форменных полотняных брюк… Он был юнгой, матросом второй статьи, матросом первой статьи, штурманским учеником, помощником штурмана, штурманом, помощником начальника порта, начальником порта, морским представителем в чужой стране, капитаном, директором морского техникума… С четырнадцати лет строил он свою жизнь так, как задумал еще мальчишкой. Он неплохо построил ее. Он может гордиться своей головой, своими руками, пройденной тяжелой дорогой. Не каждому удается такое, не у каждого хватает терпения, возмечтав, осуществить свою мечту. А теперь — время уйти, дать дорогу другим. Он не только строил свою жизнь, он учил и учит строить жизнь других. У него прекрасные ученики. Можно уверенно сдать судно старшему помощнику Эрнесту Ивановичу Фрейману, а самому вернуться домой, в техникум, к будущим штурманам и капитанам… Что нужно сделать в эти короткие дни стоянки? Составить рейсовое донесение, заполнить акты о приеме и сдаче корабля, похлопотать об обратном грузе для «Товарища», договориться о вводе корабля в док для очистки подводной части, запастись консульскими визами на въезд в разные государства Европы, купить билет на пароход трансатлантической линии. И все.
Прощай паруса навсегда!..
20 января пароход «Хайланд-Лок», на который он купил билет, отдал швартовы и, развернувшись, тронулся на Монтевидео, а оттуда в Лондон.
18 февраля показался виденный столько раз мыс Лизард.
Туман, туман, туман, густой, как кисель. Из-за него только через месяц пароход стал у стенки в Лондоне.
Потом Дувр. Остенде, Брюссель, Берлин, Варшава.
Москва. Доклад о благополучном плавании.
Вокзал.
И вот наконец Ленинград, милый, родной, тихий после столицы. Ленинград, который он оставил девять месяцев назад.
Газеты принесли весть, что «Товарищ» вышел из Буэнос-Айреса с грузом для Ленинграда 20 апреля.
1 мая экипаж «Товарища» послал по радио из южной части Атлантического океана праздничное поздравление советскому народу.
25-го сообщил, что пересек экватор в долготе 27 градусов 42 минуты к западу от Гринвича.
И после этого — тишина. Зловещая, непонятная.
Парусник будто нырнул в безвестность.
В техникум начали приходить родственники и знакомые членов экипажа. Волнуясь, они спрашивали:
— Где же «Товарищ»? Ведь у него есть новая радиостанция. Почему он молчит? Что вы думаете о его положении?
Дмитрий Афанасьевич успокаивал всех.
Но время шло, и молчание корабля все сильнее тревожило капитана Лухманова. В самом деле — что произошло? Может быть, заболел радист? Он единственный на борту, кроме него, никто не умеет обращаться с радиостанцией… Может, сама радиостанция вышла из строя и ее никак не могут отремонтировать? А может быть, «Товарищ» погиб в океане? На днях газеты сообщили, что над Атлантикой пронесся сильнейший шторм… Неужели спокойный, рассудительный Фрейман сделал какую-нибудь грубую ошибку и погубил судно? Нет, нет, этого не может быть!..
О судьбе «Товарища» запрашивали американские радиостанции.
Волновался Лондон.
Весь июнь прошел в неизвестности.
И вдруг 4 июля из Англии телеграмма: «Товарищ» прошел Плимут».
Жив!
6-го прилетела телеграмма из Дувра: «Надеемся на скорое свидание. Все товарищи приветствуют. Фрейман».
Начали приходить письма. По ним Дмитрий Афанасьевич узнал, как прошло обратное плавание.
Погрузив на борт в Буэнос-Айресе квебраховое дерево для Ленинграда, «Товарищ» 20 апреля снялся с якоря, 16 мая пересек тропик Козерога и сразу же получил свежий попутный ветер, который не оставлял его до берегов Европы. 4 июля он уже был в виду английских берегов, а 6-го бросил якорь на дуврском рейде. До дома ему оставалось всего 1350 миль.
А связь прервалась из-за того, что в северных широтах бушевали над Землей сильнейшие магнитные бури.
«Товарищ» завершал плавание.
Русские военные парусники старого времени хаживали из Кронштадта на Дальний Восток, пересекая два, три океана. Они совершали кругосветные путешествия. Но торговых парусных кораблей дальних рейсов у нас со времен Российско-американской компании не было.
И вот он первый!
И наверное, последний, увы…
Дмитрий Афанасьевич не выдержал. Вечером, когда два буксира вели «Товарищ» от острова Котлин в Ленинградский порт, он на катере вышел навстречу…