Паруса смерти
Шрифт:
Папаша Говернье принес весы.
— На этих весах еще господин де Левассер взвешивал испанское золото!
Это заявление, многими слышанное не один десяток раз, было встречено многоголосым одобрительным шумом.
Капитан развернул лист пергамента с привешенным снизу грузилом в виде серебряного черепа; без него грубо выделанная кожа отказывалась оставаться развернутом состоянии.
— Кто первый? — спросил капитан.
Из толпы, хромая, вышел широкоплечий рыжебородый человек в красной косынке. Правой ноги у него не было, ее кое-как заменяла обструганная деревяшка.
— Антуан Буше, — улыбнулся Олоннэ, — рад снова видеть тебя.
— Думаю, моя радость от встречи с тобой, капитан, больше, чем твоя от встречи со мной, — прокуренным басом заметил Антуан. Шутка была не бог весть какая, но собравшиеся удовлетворенно заржали.
Олоннэ перестал улыбаться, выражение лица его сделалось огорченным.
— Ты намекаешь на то, что мне жаль тех денег, которые я по чести должен тебе заплатить, да?
Одноногий шумно прокашлялся. Он не знал, что сказать, и предпочел бы, чтобы дело завершилось в шутливом тоне.
Олоннэ заглянул в пергамент:
— Твоя правая нога стоит шестьсот реалов. Ты их сейчас получишь.
Моисей Воклен, державший в руках связку ключей, отпер сундук, запустил туда свою пухлую, но ловкую руку и начал извлекать на свет горсти монет. Один за другим он устанавливал их на стол перед капитаном аккуратными столбиками. Хотя он действовал все время одной рукой — другая держала ключи и крышку, — но ни разу не ошибся, в каждом столбике было ровно по десять монет.
— Вот твои деньги, Антуан. Здесь еще указано, что по желанию ты можешь получить вместо них шестерых рабов. В трюме «Этуали» сидят два десятка испанцев, иди выбирай.
— Зачем они мне, капитан, — ответил одноногий, сгребая деньги в кожаный кошель. — Разве что ногу мою за мной таскать, а?
Эта шутка понравилась собравшимся еще больше первой, даже капитан Олоннэ улыбнулся среди всеобщего хохота.
— Погоди, — сказал он Антуану, спешившему поскорее скрыться с деньгами.
— Ты хочешь с меня за что-то вычесть, капитан?
— Нет, не бойся. Те шестьсот реалов, что ты держишь в своем мешке, твои. Ты их получил за ранение. А это, — капитан сам залез в сундук и достал оттуда горсть монет не считая, — а это тебе за то, что ты первым прыгнул на борт испанца, когда некоторые засомневались, стоит ли это делать.
По рядам собравшихся пробежал ропот одобрения.
В таком духе прошла вся церемония выдачи «пособий по инвалидности». Капитан был и справедлив и щедр. Вообще его представление в «Красной бочке» затмило все прежние, когда-либо имевшие место в этом заведении. Только старики, плававшие еще с нынешним губернатором, утверждали, что им доводилось видеть нечто подобное.
После того как были ублажены инвалиды, капитан Олоннэ решил рассчитаться со своим кредитором. Один из сундуков был назначен к отправке в губернаторский дворец. Всем желающим было позволено заглянуть в него. По правилам, на деньги можно было только смотреть, но отнюдь не касаться. Ибо всем было известно, что руки джентльменов удачи определенным образом намагничены от самого рождения, золото и бриллианты натуральным образом прилипают к ним.
Четыре матроса взялись уже за ручки, но их остановил голос капитана:
— Это еще не все, Моисей.
Повинуясь недоговоренному приказу капитана, Воклен вытащил из своего сундука четыре килограммовых слитка серого цвета. Олоннэ вытащил из-за пояса кинжал и поскреб им поверхность одного из кирпичей.
— Серебро, это серебро! — раздались голоса.
— Вы угадали. Ле Пикар! — последовала другая команда, и помощник капитана вывел на всеобщее обозрение двоих давешних мертвецов с белыми лицами. — Это Вилли и Фреди, матросы с голландского брига, захваченного в плен испанцами. Они семь месяцев работали на руднике. Покажите им свои руки.
Вилли и Фреди подняли руки ладонями вперед. Ладони были черного цвета.
— Они проработали там всего семь месяцев, и только поэтому у них осталась возможность выжить. Проработавших больше года не имело смысла спасать.
Послышались привычные проклятия в адрес «испанских собак» и «кастильских гадюк».
— Вилли и Фреди отправятся вместе с этим ящиком к его высокопревосходительству и расскажут ему многое о тайнах превращения испанского серебра в олово. Они были свидетелями подобных дел. Каждому из них я дарю по одному слитку. Один господину де Левассеру, ну и один мне на память. Мне, правда, не удалось добыть целый галион, груженный такими кирпичами, но, видит Бог, я не считаю себя проигравшим в споре с капитаном Шарпом.
Тут целая сотня глоток сообщила, что никто не считает капитана Олоннэ проигравшим в этом споре. А если найдется такой, который считает, так ему тут же выбьют все зубы.
После этого настала очередь папаши Говернье.
На столы, только что ломившиеся под тяжестью драгоценных металлов, хлынули блюда и бутылки. Угощение конечно же за счет капитана-победителя.
— Почему ты сам не отправился к губернатору? Он может оскорбиться, — осторожно поинтересовался Моисей Воклен, когда после первых пятнадцати бокалов они вышли на улицу.
Олоннэ улыбнулся:
— Не считай, что я об этом не подумал.
— Тогда я жду приказаний.
— Ты сейчас отправишься во дворец с зелеными жалюзи и сообщишь о моем прибытии.
— Ему, наверное, уже человек сто об этом сообщили.
— Не важно, каким быть, первым или сто первым, главное — прийти вовремя. Так вот, ты придешь и скажешь, что капитан Олоннэ просит разрешения прибыть с докладом и хочет узнать, когда это сделать удобнее, чтобы не нарушить планы его высокопревосходительства.
Воклен потер толстый лоб.
— Это так вежливо, что будет выглядеть оскорбительно.
— Не думаю. Ступай. А мы с Роже прогуляемся до нашего дома.
Глава десятая
«Этуаль» выволокли на берег. Три десятка матросов, вооружившись специальными скребками, приступили к очистке дна от всяческой налипшей на него дряни. Корсарский корабль должен быть в бою вертким, как дельфин, иначе ему ни в коем случае не выстоять против тяжелых многопушечных испанских судов.