Парусная птица. Сборник повестей, рассказов и сказок
Шрифт:
Женщина с родинкой улыбнулась, двумя руками отбросила с лица тяжелые темные пряди. Парень с невидимыми усами высморкался в грязь, скромно вытер руки о штаны.
– Ну… Поехали. Вместе!
Мальчик побежал.
Лучше бы, конечно, замереть, как солидному веснару, глядя в сторону, с равнодушным лицом. Слушать охи да ахи крестьян, не смотреть, как поднимается рожь – только чувствовать, как бегут по стеблю соки… как наливается колос…
Но он не мог удержаться. Не мог устоять. Таким восторгом, такой силой и радостью наполняла его работа.
Он бежал, раскинув руки. Он подпрыгивал,
– Цвети! – кричал мальчик на бегу. – Цвети!
Среди колосьев проглядывали красные и синие цветы. Дед много раз велел ему не растить сорняков, а он все равно растил. И они вырастали, открывали лепестки и снова сбрасывали, и вырастали снова, а колосья поднимались, меняли цвет, из зеленых становились желтыми, тяжелели, клонились к земле…
– …то–ой! – кричал дед, и ветер носил над полем обрывки его слов. – …ерасти–ишь!
Мальчик остановился.
Еще бы миг – и они в самом деле начали бы осыпаться. Вот какие они тяжелые. Вот как гнутся к земле…
– Жните! – кричал дед. – Жните, пока есть время!
Мальчик побежал обратно – по меже, между колосьями, старясь как можно меньше их тревожить. Все поле покрылось жнецами; взлетали косы. В лихорадочной спешке вязались снопы. Мальчику тоже сунули в руки серп, и он торопливо срезал колосья, и сквозь их желтый лес на него смотрели, смотрели разноцветные глаза васильков и маков. Синее небо… Красная кровь из случайной царапины – обрезался серпом, дуралей…
Разошлись тучи и выкатилось, всех благословляя, солнце.
* * *
Маг зачарованно смотрел, как движется по комнате лоза. Выбрасывая в стороны зацепки–крючки, она потянулась по стене в потолку, обвилась вокруг балки – жуткое, прекрасное, завораживающее зрелище. Вот зеленая плеть ухватилась за свисающую веревку, поползла по сетке гамака – все дальше и дальше… Я разжал пальцы. Лоза успокоилась и замерла.
Маг смотрел на меня. Это был странный взгляд.
– Здесь такая земля, – сказал я. – Только надо ее как следует удобрить. Тогда из семечка вырастет дерево – в три обхвата, в шесть обхватов… и его будет тяжелее спилить, чем вырастить.
Маг отвел взгляд. Отошел к стене, выбрал гамак, не тронутый лозой, подтянул веревки и лег, закинув руки за голову, не снимая пыльных сапог.
– Меня зовут Аррф, – сказал будто нехотя.
* * *
Он происходил из богатой и знатной семьи потомственных носителей магии. Образование получил в Храме Науки Эо – старейшем учебном заведении йолльской столицы, факультет юриспруденции. Через несколько лет оставил место судьи в одном из пещерных городов (многоярусные дебри, вырубленные в скале, ни травинки, ни листика), погрузился на корабль под синим парусом и вышел в море – нести йолльский закон в те края, где о справедливости прежде не слышали.
Он сошел на землю Цветущей в порту Заводь – и поразился красоте и богатству этой земли.
Он остановился в гостинице на берегу, и в первый же вечер его отравили, сдобрив тушеное мясо могучим растительным ядом. Не будь он магом – умер бы в мучениях. А так – помучился и выжил.
Хозяин гостиницы ударился в бега. Йолльскому патрулю удалось перехватить его возле самого города. На допросе отравитель признался, что спутал Аррфа с другим йолльским магом, который несколько лет назад якобы убил его сына.
Злодея повесили согласно йолльскому закону.
Едва преодолев последствия отравления, Аррф отправился к барону Фатинмера – передать письмо с родины. Ехать пришлось через весь остров. Маг не спешил, приглядываясь к местному укладу, но видел везде одно и то же: обитатели Цветущей, внешне доброжелательные и смирные, в любой момент готовы были нанести удар в спину. Их лицемерные слова о «небесных корнях», которые якобы соединяют их с небом и определяют все их слова и поступки, звучали издевательством: само собой подразумевалось, что у «мясоедов», как у животных, никаких корней быть не может.
Он почти перестал общаться с местными. Все они сносно владели йолльским, но, говоря между собой, то и дело переходили на непонятный стрекочущий язык. Казалось, в его присутствии они обмениваются анекдотами о нем самом, насмехаются и злословят.
Когда он ел мясо – как правило, скверно приготовленное, – они кривили лица за его спиной: казалось, их сейчас вырвет. Когда он, искренне заинтересовавшись, расспрашивал о старинных обычаях и нравах – с ним говорили, как с умалишенным.
Они были медлительны, долгие дни проводили, лежа на земле и глядя в небо. Они были ленивы – чего и ждать от народа, без особых трудов снимающего по три урожая в год? Ни одно строительство не обходилось без йолльских рабочих: всякий подрядчик знал, что если поставить на работу одних только местных, стройка умрет, не начавшись.
Йолльцы, чиновники и торговцы, общались только друг с другом и откровенно презирали местных, называя их «растениями». Стоило ли рваться из кожи вон, строя школы, куда дети Цветущей ходили из–под палки, строя больницы, когда местные от всех своих хворей умирали дома под присмотром какой–нибудь травницы?! Стоило ли добывать руду, прокладывать новые торговые пути, ставить мосты, стоило ли превращать это сонное растительное царство в островок человеческой жизни?
По какой–то прихоти природы на Цветущей водились только растения – и человек. Отсюда все эти варварские представления о небесных корнях, отсюда – полное неприятие борьбы, движения, творчества. Растительная жизнь – пассивная, вялая; местные были коварны, как безобидный с виду, но смертельно ядовитый цветок.
Еще долго после отравления Аррф чувствовал слабость. Бредовый мир Цветущей поглощал его, как огромный желудок.
Только в Некрае, самом большом городе Цветущей, теплилась жизнь. Там йолльцы и местные жили тесно, бок о бок, и ритм ежедневной работы заставлял «растений» отвлечься от ежедневного созерцания небес. Аррф провел в городе неделю и совсем уже решил остаться – но письмо жгло ему карман. Он обещал дяде, что передаст послание старому другу из рук в руки. А значит, надо было ехать в Фатинмер.