Пасхальный парад
Шрифт:
— Нет, детка. Это я.
— А, Эмми. Заходи.
Эмили вошла в темную комнату и закрыла за собой дверь.
— Ты в порядке? — спросила она. — Где выключатель?
— Не включай пока. Давай сначала немного поговорим, хорошо?
При слабеньком голубоватом свете из окна можно было разглядеть, что сестра лежит на кровати примерно в той же позе, в которой Эмили днем ее оставила, только постель была разобрана и из одежды на Саре осталась одна комбинация.
— Эмми, ради бога, извини меня. Зря я, наверно, тебе позвонила, но дело в том, что… Можно, я с самого начала? Когда
— Один?
— Представь себе. Его можно понять, в таком состоянии я не могла встречаться с Родериком Гамильтоном, сама виновата. Но… прошлым летом мы с тобой так славно обо всем беседовали, а тут мне надо было выговориться, и я тебе позвонила…
— Ясно. Ты правильно поступила. Уже можно включить свет?
— Ну что ж, включай.
Рука нашарила на стене выключатель, комната озарилась светом, и Эмили увидела всюду кровь: на смятых простынях и подушке, спереди на комбинации и на опухшем, кривящемся лице, даже на волосах.
Эмили так и села, прикрывая глаза ладонью.
— Это невозможно. Это дурной сон. Он тебя бил?
— Ну да. Ты не дашь мне сигаретку, дорогая?
— Но, Сара, тебе должно быть очень больно? Дай мне тебя получше рассмотреть.
— Не надо. Не подходи ко мне близко, ладно? Все будет хорошо. Я должна встать и умыться… надо было это сделать до твоего прихода. — Она с трудом поднялась и на нетвердых ногах проследовала в ванную, откуда послышался звук льющейся в раковину воды.
— Бог мой, — донесся ее голос. — Вообрази: с таким лицом меня представляют за кулисами Родерику Гамильтону!
— Сара, послушай, — сказала Эмили сестре, когда та вернулась в спальню. — Ты должна мне кое-что рассказать. Такое уже случалось в прошлом?
Сара, смывшая с лица почти всю кровь, сидела на кровати в халате и курила сигарету.
— Само собой. Это у нас происходит регулярно. По крайней мере раз в месяц, на протяжении двадцати лет. Но обычно без таких последствий.
— И ты об этом никому не рассказывала!
— Джеффри когда-то давно чуть было не рассказала. Он спросил, откуда у меня фингал, и у меня уже чуть не сорвалось с языка, но я подумала: «Нет, будет только хуже». Папе, наверно, я могла бы рассказать… Случалось это и при мальчиках. Тони-младший даже пригрозил, что убьет его, если это повторится. Собственному отцу так сказал.
На низком шкафчике у стены стояли бутылки со спиртным и ведерко со льдом. Эмили глядела на них с вожделением. Больше всего ей сейчас хотелось выпить чего-нибудь покрепче, но усилием воли она заставила себя сидеть, по-прежнему прикрывая глаза ладонью, как будто смотреть на сестру прямо было ей невмоготу.
— Ох, Сара, Сара, — проговорила она. — Как ты можешь с этим мириться?
— Это брак, — был ей ответ. — Если желаешь сохранить брак, приходится кое с чем мириться. И потом, я люблю его.
— «Я люблю его»! Звучит как реплика из пошлого… Можно ли любить человека, который обращается с тобой как…
Послышался лязг поворачиваемого в замке ключа, и Эмили встала навстречу зятю с уже заготовленными словами.
Он удивленно заморгал при виде ее, хотя лицо его при этом ничего не выражало — возможно, по причине выпитого. На нем был темного цвета летний костюм, купленный Сарой на какой-нибудь дешевой распродаже.
— Ну, как пьеса, мерзавец? — спросила Эмили.
— Эмми, не надо, — попросила Сара.
— Что «не надо»? Кто-то должен назвать вещи звоими именами? Как поживает Родерик Гамильтон?
Я к тебе обращаюсь, орангутанг, избивающий собственную жену!
Тони ее проигнорировал, прошествовав мимо с опущенной головой, как всеми презираемый маленький мальчик игнорирует своих мучителей. Но комната была такая маленькая, что он поневоле ее задел, направляясь к бару. Выставив три здоровых гостиничных фужера, он начал разливать в них виски.
Его молчание не сбило ее с толку. «Если он предложит мне выпивку, я ее выплесну ему в лицо, — решила она, — но сначала выскажу все, что я о нем думаю».
— Ты неандерталец. — Она вспомнила словцо, которым обозвал его когда-то Эндрю Кроуфорд. — Ты свинья. Клянусь — ты меня слышишь? — если ты еще раз хоть пальцем тронешь мою сестру… — она не знала, как закончить эту фразу, разве что повторить угрозу Тони-младшего, и она ее повторила, — я тебя убью.
Она отхлебнула виски — очевидно, он все-таки вручил ей фужер, — и когда горячая волна спустилась в грудь и побежала по рукам, она вдруг поняла, что получает удовольствие. Приятно страстно выступать за правое дело в столь очевидной ситуации — драчливая младшая сестренка в роли ангела мщения! Пусть это радостное возбуждение длится как можно дольше. Об одном она пожалела, кинув взгляд в сторону Сары: что та вымыла лицо, и прикрыла халатом ночную рубашку в пятнах крови, и заправила постель, чтобы спрятать те же следы преступления. Все было бы куда драматичнее.
— Эмми, все хорошо, — сказала Сара умиротворяющим, спокойным тоном, какой она всегда употребляла в детстве, когда Эмили выходила из-под контроля.
У Сары тоже в руке был фужер, и на мгновение Эмили испугалась, что вот сейчас Тони усядется рядышком с женой, чтобы продемонстрировать свой фирменный ритуал со сладкими улыбками и переплетением рук с наполненными фужерами. Нет, обошлось.
Кажется, Сарино «все хорошо» помогло Тони обрести равновесие. Впервые посмотрев Эмили в глаза, он произнес с ухмылочкой, за которую хотелось его придушить:
— Ну что тут скажешь. Ты не хочешь сесть?
— Представь себе, нет, — отрезала она и сама же испортила эффект от фразы, хорошо приложившись к виски.
Высшее наслаждение от конфронтации куда-то улетучилось. Теперь она чувствовала себя незваной гостьей, которая сунула свой нос в чужие дела. Перед уходом она постаралась выдать еще парочку громких фраз — каких именно, она потом не могла вспомнить; скорее всего, риторические повторы, включая пустые угрозы в духе Тони-младшего, — настойчиво и, пожалуй, с преувеличенным участием несколько раз спросила Сару, действительно ли все хорошо, и вот уже она ехала в лифте, а спустя еще какое-то время входила в свою квартиру, ощущая себя полной дурой.