Пашкины колокола
Шрифт:
– Как же получается, Шиповник?
– с недоумением спросил он, подсаживаясь к столику.
– Царя прогнали, кричат: "Республика!", а все как было, так и осталось. Почему это?
– Да, многое осталось по-старому, Павлик, - согласилась Люсик.
– Но это временно. Потому что республика пока не рабочая, а буржуазная. Костя Островитянов горько шутит: "Буржуям - бублики, а рабочим - дырки от бубликов! Вот что такое буржуазная республика!"
– А когда
– Скоро, Павлик! Очень скоро!
– А что значит рес-пуб-лика?
– спросил еще Пашка.
– Какое-то слово нерусское, непонятное...
Люсик пристально всмотрелась в Пашкино лицо.
– Вспомни, Павлик, как называются люди, которые собираются в театре, в синематографе, в балаганах на ярмарке?
– Ну, как... зрители, толпа... публика.
– Молодец! Именно публика! А "республика" это два латинских слова: "рес" - значит "дело", а "публика" - "народ". А в целом что?
– Выходит - дело народа?
– Да, Павлик!
– кивнула Люсик.
– Республика - дело народа!
– Но разве народ это они, буржуи? А мы? Мы не народ? Почему сейчас их республика?
– Конечно, рабочие - самая главная часть народа, Павлик! Но богатые отнимают у рабочих не только время, силы и плоды их труда! Вот даже святое слово украли! Но это не надолго, Павлик!
Пашке давно хотелось прочитать Люсик свое стихотворение про кузнецов, да все не выдавалось случая. Сейчас они одни, никто не мешает. И он осмелился.
– У меня, Люсик-джан, почему-то в голове сами собой стихи складываются... Про жизнь, про работу, про все...
– Ну, прочитай мне, Павлик!..
Пашка смутился.
– Знаете, Шиповник, не все получается, как надо. Вот, к примеру, про нашу с батей работу, про кузнечную... Никак не выходит дальше...
– А вдруг я помогу?
– Не знаю...
– замялся Пашка.
– Ну, ладно... слушайте, как я сочинил...
Я - железный кузнец, и кузнец мой отец.
Мы шуруем вдвоем, мы железо куем,
Нашу силу свою мы ему отдаем,
Чтоб Андрюха в бою...
И замолчал, теребя на коленях шапчонку.
– Вот пока и все. А дальше как? Чтобы Андрюха в бою этим железом убивал немецких солдат? И может, Люсик-джан, тот немецкий солдат - тоже кузнец, а? Ведь это неправильно!
Люсик обняла Пашку за плечи.
– Ах, Павлик, Павлик! Дорогой ты мой железный кузнечик! Как тебе необходимо учиться!
Пашка насупился, отстранился.
– Ты рассердился, Павлик?
– удивилась Люсик.
– За что?
– Не называйте меня кузнечиком, Шиповник! Так ершиновская Танька в насмешку обзывает! Я не кузнечик, я кузнец!
Снова Люсик засмеялась:
– Ну, прости, Павлик! Больше не буду!.. А стихи запиши и принеси мне, вместе подумаем. Хорошо?
– Ладно!
– обрадовался Пашка и вздохнул с облегчением.
– Мне ведь, Люсик-джан, и про многое другое писать хочется... Пролетят голуби, прокатится в небе гром...
– Ну и пиши... Приноси мне. Может, Павлик мой дорогой, из тебя когда-нибудь новый Пушкин вырастет!
– засмеялась Люсик.
– Ну, Пу-у-ушкин!
– задумчиво протянул Пашка.
– У него слова будто птицы поют, у меня вовсе простые.
Люсик встала, положила письмо в сумочку.
– Теперь, Павлик, мне пора. Наталка и Катя ждут.
Весь день Пашка слонялся по улицам, а вечером снова встретил Люсик на Большой Серпуховке. Девушки шли, взявшись под руки, с красными бантами на пальто и жакетах.
И как же горд был Пашка, когда Люсик окликнула и подозвала его.
– Павлик! Павлик!
– приветливо махала она перчаткой с противоположного тротуара.
Пашка перешел улицу.
– Вот, девочки, это мой самый способный ученик!
– сказала Люсик подругам.
– Рабочий класс, первоклассный подручный кузнеца! Он сочиняет стихи, и к тому же, девочки, у него великолепная память. Помнит наизусть все прочитанное. Ну-ка, Павлик, прочти что-нибудь из Пушкина, а?!
Пашка смущенно разглядывал девушек. Он, конечно, и прежде не раз встречал в столовке и серьезную Наталку Солуянову, и смешливую Катю Карманову. Но читать им стихи посреди улицы, на глазах у всех?
– Ну, Павлик, не скромничай!
– настаивала Люсик.
Краснея от ее похвал, Пашка принялся отнекиваться, но Люсик так ласково просила, что он сдался, принялся читать "Вещего Олега". Когда дошел до строчек:
Из темного леса навстречу ему
Идет здоровенный кудесник...
Люсик и ее подружки расхохотались так громко, что гулявшие даже по той стороне улицы оглянулись.
Как назло, Серпуховка была полным-полна, и не одна знатная семейка Замоскворечья с осуждением глазела на смеющихся студенток.
Сбитый на полуслове, Пашка исподлобья смотрел на Люсик.
– Чего смешного?
– спросил с обидой.
Стараясь сдержать смех, девушка наклонилась, крепко обняла Пашку:
– Да не обижайся, Павлик! Ну-ка повтори последние строчки!
Помедлив, Пашка неторопливо, вслушиваясь в слова, повторил:
...Идет здоровенный кудесник...
И опять девушки рассмеялись от всей души, как может смеяться молодежь. Растерявшийся Пашка переводил взгляд с одного лица на другое. Ну что смешного?!