«Пассажир» из Сан-Франциско
Шрифт:
— Хитришь, амиго?!
Игорь нашел небольшой потайной карманчик и извлек оттуда три маленьких флакончика без этикеток с мутной жидкостью внутри.
— Что это? — вопросительно-требовательно уставился он на мексиканца.
Тот сделал вид, что пытается объяснять, размахивая руками, как ветряная мельница.
— What’s this? — повторил Волков свой вопрос по-английски.
Мексиканец опять замахал руками еще энергичнее. Привлеченный шумом, к стойке подошел Маковский. Моментально вникнув в суть проблемы, он обратился к иностранному гостю на его родном
— Может, наконец, переведешь? — сердито спросил Волков.
— Не поверишь… — захлебывался он. — Во всяком случае, я с таким еще не сталкивался… Это сперма русского медведя. Даже сертификат качества прилагается. На Птичьем рынке выдали…
Филипп протянул Борису бумагу, на которой черным по белому, пусть и коряво было выведено: «Качество гарантируют М. Топтыгин, В. Тамбовский и Л. Патрикеевна».
— Подписи имеются, сам посмотри…
Волкову ничего не оставалось делать, как тоже рассмеяться:
— Да, «Птичка» — фирма солидная… Жалко бедолагу. Интересно, на сколько же он налетел? И что собирался с ней делать? Кого оплодотворять? Ты хоть объясни ему, в рамках, конечно, что это туфта: русские хоть блоху и подковали, но медведя, насколько мне известно, еще не дрочили…
— Ну и что с ним теперь?
— Нет, ты выясни, что он с ней собирался делать, — сказал дотошный Волков, — чтобы знать на будущее, а я эту штуку на экспресс-анализ к Штейману закину: заодно узнаем, за что амиго деньги заплатил…
Штейман встретил приятеля нельзя сказать, чтобы радостно:
— Ну нет от вас покоя! Что на этот раз нарыли? — ворчливо произнес он вместо приветствия.
— Вот здесь, кажется, что-то есть…
— Тебе всегда все кажется. Особенно ближе к вечеру, — сказал Штейман, забирая флакончик. — Подожди немного…
В лабораторию заглянул Сатаров:
— Что-то мачо наш престарелый совсем приуныл, сидит пот с лысины утирает, — сообщил он. — Не иначе, с медведем экспериментировали на каком-нибудь секретном заводе…
— Ошибаешься, — Шурик поднял голову от стола с реактивами и провозгласил: — После анализа всемирно известной суперлаборатории имени Штеймана жидкость непонятного предназначения, которую контрабандным способом тайно собирались вывезти за пределы нашей Родины, является обычным конторским клеем…
— Руки прочь от наших медведей! — хохотнул Сатаров.
— Бедная моя Лиля, однажды возьмет и проснется с осеменителем медвежьего питомника, — вздохнул Штейман. — Ну, а сейчас кто со мной?
И жестом фокусника он вытащил из лабораторного шкафчика колбу с прозрачной жидкостью.
— Чистейший… — сказал благоговейно. — С2Н5ОН…
— Еще
— Наш! — закончили все хором, преждевременно выдохнули и так же преждевременно задержали дыхание.
Чайник на плите давно уже вскипел, но Стас и Марк-Антон про него забыли. Судя по чайнику, это ему было не в диковинку — пригорал он неоднократно. Некогда уютная кухня сталинского дома давно заросла грязью по самые дальше некуда, в раковине громоздилась гора немытой посуды, покрытой вполне пенициллиновой зеленой плесенью. На этом многообещающем поле здоровья, никого не опасаясь, пасся выводок тараканов, которые прижились здесь не хуже, чем их сородичи в Катманду.
Серая полосатая кошка — хозяин готов был биться об заклад, будто самая что ни на есть камышовая! — подзаборной породы лениво смотрела в мутное окно, изредка отвлекаясь на увлеченных философским диалогом мужчин.
— Нет, Чехов на это не способен…
— А Достоевский?
— Достоевский…
— Вот Достоевский, точно смог бы! Он бы такое замастырил!..
Марк-Антон подтащил табуретку к буфету, по виду уже вполне антикварному, более точный год рождения и стиль которого при желании ничего не стоило определить, если бы, конечно, удалось отмыть от вековой пыли. Рукой до верхней полки низкорослый Марк достать не мог, а именно там, на верхней полке, за расписным самоваром, хранились остатки сокровища.
— Да ты, дядя, просто не врубаешься! — Стас, вольготно расположившийся на диване, подтянул к себе валявшуюся неподалеку гитару и начал тихонько перебирать струны.
— А ты, значит, врубаешься?
Даже стоя на табуретке, Марку-Антону было нелегко добраться до заначки. Табуретка покачивалась, дверца, за которую Марк-Антон судорожно вцепился одной рукой, нехорошо потрескивала.
— Я тоже не врубаюсь, но я убежден: за ними будущее…
— Да за ними — прошлое! Вот эти, кто подтянет, вот они будут гении. А я уже потихонечку отъезжаю…
Издав победный возглас, Марк-Антон соскочил с табуретки, благоговейно держа в руках небольшой сверточек. Подошел к кухонному столу и занялся необходимыми приготовлениями. Кошка спрыгнула с подоконника, потерлась о хозяйские ноги, посмотрела в глаза укоризненно.
— Брысь! Слушай, здесь и одному мало, может, я все вотру?
— Не надо так шутить, дядя. Юмор здесь не проходит. А ну, дай я первый!
— Нет уж… — Марк-Антон нашел вену и воткнул в нее шприц, потом передал шприц другу.
— «Прихода» никакого, но продержаться можно…
Стас укололся и опять откинулся на диван, и на некоторое время тишину в квартире нарушало только жалобное поскуливание подыхающего на плите чайника.
— Твоя, правда, дядя. Что же суки «фармацевты» так обламывают!? Ты же говорил, в пять будут точняк?!
Марк-Антон полез в карман за часами, которые вовсе были не карманными, а просто ремешок перетерся:
— Семь минут шестого всего. Они тебе что, «Красная стрела», по расписанию приходить?