«Пассажир» из Сан-Франциско
Шрифт:
Не отвечая, Фил спускался по неосвещенной лестнице, с головой погруженный в свои новые проблемы.
Но не прошло и десяти минут, как в дверь к Штейману снова постучали. Звонок он еще навесить не успел.
— Что еще?! — сам у себя недовольно спросил Шурик. — Сказал же: последнее.
Он не спешил открывать дверь надоедливому приятелю юности. Его грела перспектива вообще не открывать. Постучит-постучит да и отчалит с миром. Не станет же он барабанить на весь подъезд. А может, и станет. Поддатый Маковский — тот еще фрукт. Зря он, конечно, спьяну выложил перед ним все свои карты. Ох, зря. Тщеславие — преступно. Да уж больно захотелось покрасоваться перед этим недоделанным американцем. Теперь, похоже, не отвадишь. Да ладно бы его одного. Ведь как-то все просочилось наружу…
— Кто там? — спросил он на всякий случай, сонным голосом автоматически открывая дверь и деланно зевая. Должна же у Филиппка остаться хоть капля совести? Или он слишком хорошо о нем думает?
Выяснилось, что Штейман думает вообще не о том. Перед ним стоял незнакомый мужчина, и нехорошее предчувствие моментально все заслонило:
— В чем дело? — чуть заискивающе спросил он, ожидая самого худшего: навел, иуда!
— Прошу прощения за столь поздний визит, — начал мужчина, и у Штеймана чуть-чуть отлегло. Если по башке сразу не дали, есть надежда еще по-трепыхаться. — Моя фамилия Сергеев, помните, мы с вами раньше на таможне вместе работали?
И уже переходя на «ты»:
— Не узнаешь старых друзей, Шура? Зазнался?
— Старые друзья прут сегодня косяком, — проворчал Сан Саныч, внося в формулировку пришельца свои коррективы и пристально вглядываясь в непроницаемость подъезда. — Не к добру это.
Но объятия уже были открыты.
Сергеев, пожалуй, изменился меньше, чем Фил. Он был из тех людей, о которых с уверенностью можно сказать, какими они будут через двадцать лет, через тридцать… Обыкновенный — вот самое подходящее для них слово. Порядочный. Трудолюбивый. Идеальный исполнитель. Верный — друзьям и хозяевам. И все это было написано у него на лице. Тут и ауру смотреть не надо. Он вошел, помялся, не зная, с чего начинать разговор.
— Что ж так сразу, без звонка? — разыгрывал из себя гостеприимного хозяина для незваных гостей Штейман, про себя повторяя: нет, не к добру.
— Я, собственно, по делу, — смущаясь, ответил тот. — Так бы и беспокоить не стал…
— Оно понятно, — согласился профессор. — Время такое, — он как бы невзначай взглянул на старинные напольные часы красного дерева, с тяжелым отвесом гирь, тянувшим в вечность упирающиеся стрелки, — без дела по гостям никто не ходит.
— Еще раз, извини, — топтался в дверях Сергеев. — Просто у меня поезд ночной, а я буквально час назад откопал твой адрес…
— Забудь и проходи, — смилостивился Штейман, природное любопытство которого потихоньку брало верх над здравым смыслом: к чему бы все это?
— Разве что на минутку…
— А больше и не получится! — успокоил его тактичный Штейман. — Чаи гонять, если мне память не изменяет, не в твоих традициях, а больше мне тебя угощать, ты уж не обессудь, нечем. Прямо перед тобой — тоже считай как снег на голову — наведался Маковский. Так все подчистую вымели. Ты ж его запросы помнишь!
— Филиппок? — по-бабьи всплеснул руками Сергеев. — Какими судьбами?!
Штейман в душе посмеялся. А то, мол, ты не знаешь! Ну, давай, плети дальше…
— И чего хотел?
— Денег взаймы просил, — не задумываясь, соврал Штейман. — Говорит, воздух отчизны на него так расслабляющее действует, что пропился в пух и прах. Только у меня откуда? Сам видишь, в каких условиях живу. — Он горестно вздохнул в полумрак помещения, очень надеясь, что вычурная позолота никак не отсвечивает. — Так что если и у тебя финансовые трудности, извини…
— Нет, нет, — поспешил успокоить его Сергеев, сообразив, что голыми руками скользкого Штеймана не ухватишь. — У меня проблемы скорее морального плана. Можно сказать, медицинского. У меня друг есть, наркоман… Он сейчас в больнице, но сам знаешь, что такой диагноз — безнадега. А о твоих подвигах на этом поприще — по роду своей профессиональной деятельности — я наслышан…
— А ты все там же трубишь? — вяло поинтересовался Штейман.
— А что поделать… Не всем же светилами становиться, — озвучил свою судьбу Сергеев. — Трубим, но уже не с таким запалом. Так вот, нельзя ли посодействовать ему? Ходят слухи, что ваши эксперименты дают какие-то фантастические результаты…
— С каких пор ты стал доверять слухам?… — Штейман помолчал, снял очки, протер их белым батистовым платком, потом надел их обратно и внимательно взглянул на Сергеева. — Пусть пришлет мне свои анализы… А лучше, если уж он тебе такой друг, привози его. На месте разберемся. Только позвони предварительно. Что за манеру взяли…
«Красная стрела» уносила их из Питера поздно ночью. Ехали так же, как и из Москвы — в одном СВ Наташа с Темкой, в другом — Фил в одиночестве. Темка так умаялся за день, что заснул почти сразу же, как его голова коснулась подушки. Немудрено — все дни в Питере были насыщенными до предела, а уж последний — особенно, несмотря на то, что Фил появился прямо перед отходом поезда. Они и без Фила нашли чем заняться после Петродворца. Покатались на катерочке по каналам, посидели в кафе, вечером пошли в цирк — совершенно случайно, просто увидели афишу и решили — а почему бы нет? Темка был счастлив. И, судя по улыбке, сны ему снились тоже счастливые. Наташа немного посидела рядом, удостоверилась, что ребенок спит крепко — до Москвы не разбудишь, и вышла из купе.
Подошла к соседнему, постучала. Фил, открыл — уставший, сонный и задумчивый.
— Ты еще не спишь? — Наташа прошла и села за столик, на котором стояла бутылка дорогого красного вина — уже открытая, фрукты, шоколадные конфеты, и — как-то очень по-советски — бутерброды с вареной колбасой.
— Хотел дождаться тебя.
— Да Темка только заснул…
— Какой-то он стал в последнее время вертлявый, я заметил…
— Такая вот реакция на ваше величество… слишком много впечатлений.
Фил присел напротив Наташи, разлил вино в граненые стаканы, улыбнулся, как будто извиняясь…
Наташа отпила глоток. Действительно вкусно, хотя она и не была такой уж тонкой ценительницей сухих вин.
— Ты утром выходить не спеши. Я выйду первая. Меня кто-то встречает.
— Кто?
— Не знаю.
— Нам, как партизанам, все время приходится скрываться, — недовольно заметил Фил.
— А ты как хотел… женатый человек…
— Моя жена… она никогда меня не понимала. Что я делаю, где бываю… И теперь она для меня только мать… моего ребенка. Так что я уже бродяга со стажем.