Пассажирка из Кале (сборник)

Гриффитс Артур

– Мсье, я расскажу все, как было. Когда мы выехали около часа назад, наш фиакр шел обычным маршрутом, по набережной и вдоль реки. Мой человек всю дорогу был очень любезен.

– Еще бы, – прорычал шеф.

– Предложил мне прекрасную сигару, разговаривал… но не о деле, а о Париже. Театры, скачки, Елисейские поля, отели, лучшие рестораны – он знал все, весь Париж, как свои пять пальцев. Я удивился, но он сказал, что часто бывает здесь по делам. Ему не раз поручали следить за известными итальянскими преступниками, и он провел в Париже несколько важных арестов.

– Дальше, дальше! Ближе к делу.

– Примерно на полпути, когда мы проезжали мост Генриха Четвертого, он сказал: «Вообразите, дружище, уже почти полдень, а у меня с завтрака в Лароше маковой росинки во рту не было. Что скажете? Может, перекусим? Совсем немного?»

– И вы, ненасытный обжора, согласились?

– Честное слово, мсье, я был слишком голоден, а как раз в это время у меня обед. В общем, виноват, согласился. Мы зашли в первый попавшийся ресторан. «Встреча друзей», может, знаете, мсье? Отличное заведение, там готовят изумительный рубец по-кански. – Несмотря на волнение, Блок причмокнул мясистыми губами при мысли об этом сочном, но очень жирном блюде.

– Сколько раз повторять, ближе к делу!

– Прошу прощения, мсье, но это часть моего рассказа. Мы заказали две дюжины мареннских устриц и пару бокалов шабли, потом порцию рубца и бутылку – всего одну, мсье – Понте-Кане. Когда перекусили, взяли картошки и немного бургундского, потом ромовый омлет.

– Боже правый, вам нужно выступать толстяком в шапито, а не служить в полиции!

– Все это и привело меня к краху. Этот итальянец ел за троих, и я с ним. Прошу меня простить, мсье, я был так голоден. Но, когда мы дошли до сыра, это был нежный, зрелый камамбер, я наконец наелся.

– А как же ваш долг? Ваши обязанности?

– Я и об этом думал, мсье, но ведь он, этот итальянец, был точно такой же, как я, коллега, и мне нечего было его бояться… До последнего, когда он подсунул мне эту свинью. Я ничего такого не подозревал, когда итальянец достал бумажник (а бумажник этот был набит деньгами, мсье, и я, увидев это, признаюсь, совсем бдительность утратил) и попросил принести счет. Он расплатился итальянской банкнотой. Официант подозрительно покрутил ее в руках и пошел советоваться с управляющим. Через минуту мой встает и говорит: «Наверное, там какие-то сложности с обменом. Схожу, проверю. Я на минуту». Он ушел, мсье, и пиф-паф, больше я его не видел.

– Болван! Как можно жить с такой пустой головой? Почему вы не пошли за ним? Почему упустили из виду?

– Но, мсье, откуда мне было знать? Я же должен был сопровождать его, а не следить. Признаюсь, я поступил неправильно, но кто мог знать, что он захочет сбежать?

Мсье Фльосон не мог не признать справедливости этих аргументов. Только сейчас, в одиннадцатом часу, итальянец попал под подозрение и возник вопрос о его возможном желании сбежать.

– И главное, как хитро он это обставил! – продолжал оправдываться Блок. – Все свои вещи оставил. Пальто, трость, эту книжку… Кажется, это его личная записная книжка…

– Записная книжка? Дайте мне, – сказал шеф, и, когда она оказалась у него в руках, начал торопливо перелистывать страницы.

Это была небольшая записная книжка с отделанными медью углами, вся исписанная плотным мелким почерком.

– Могу разобрать только отдельные слова. Несомненно, это итальянский. Вы знаете этот язык, мсье судья?

– Не в совершенстве, но читать могу. Позвольте.

Он тоже полистал страницы, останавливаясь, чтобы почитать в отдельных местах, и кивая головой время от времени, явно пораженный важностью записей.

Мсье Фльосон тем временем продолжил строгий разговор с провинившимся подчиненным.

– Вам придется его найти, Блок, и побыстрее. В ближайшие сутки, даже сегодня, или я поломаю вас, как сухую палку, и выброшу в канаву. Конечно, такой законченный осел, как вы, не додумался обыскать ресторан и окрестности или поспрашивать у людей, не видел ли его кто?

– Прошу меня простить, мсье, но вы слишком строги со мной. К сожалению, я стал жертвой обстоятельств, но свой долг я знаю. Да, я опросил людей, и более того, мне о нем говорили.

– Где? Что именно? – сердито, но с явным интересом спросил шеф.

– Он с управляющим не стал разговаривать, а сразу вышел и даже не забрал сдачу. Он расплатился банкнотой в сто лир, это сто франков, а счет был всего на семнадцать франков.

– Ха! Это говорит против него.

– Он очень спешил. Едва выйдя за порог, он остановил первый же экипаж и хотел уехать, но его остановили…

– Дьявол, так почему вы его не задержали?

– Его задержали только на секунду. К нему обратилась женщина.

– Женщина?

– Да, мсье. Они обменялись всего парой слов. Он хотел пройти и оставить ее, но она не согласилась. Тогда они вместе сели в экипаж и уехали.

Представители закона уже слушали во все уши.

– Скажите скорее, – воскликнул шеф, – как выглядела эта женщина? Вы спросили свидетелей?

– Высокая, стройная, с хорошей фигурой, одета во все черное. Полицейский, который видел ее, говорит, что красивая. Волосы черные.

– Это же горничная! – Маленький шеф вскочил и, ликуя, хлопнул себя по бедру. – Пропавшая горничная!

Глава XIV

Радость шефа полиции, вызванная, как он считал, появившимся следом исчезнувшей горничной Гортензии Петипри, была несколько омрачена сомнениями, высказанными судьей относительно успешности ее поисков. После возвращения Блока мсье Бомон ле Арди с каждой минутой все отчетливее проявлял признаки недовольства и неодобрения действий своего коллеги.

– Если это была Гортензия Петипри, как она могла попасть туда через мост Генриха Четвертого, ведь мы думали ее найти где-то на железнодорожной линии? Это наверняка другая женщина.