Пастух Земли
Шрифт:
Купцы с востока приходили всё реже, а те, которые добирались до Страны городов, рассказывали, что ирги не пускают их дальше, скупая все товары. Прежде всего олово, которое добывалось племенами, жившими вокруг огромного пресноводного озера ещё дальше к востоку от Золотых гор. А когда купцы просили иргов пустить их с этим оловом в Страну городов, где за него можно взять гораздо больше, те иногда отвечали им: «В следующем году там всё будет наше, тогда и поедете».
Рассказывали эти купцы и куда это олово идёт — на выплавку оружия, в таких количествах, каких раньше никто не видывал. Копья с надёжными цельнолитыми втулками и крюками, копья-мечи, прочные топоры и изогнутые ножи — мастера иргов производили
Возможно, так оно и было: до Бхулака доходили слухи, что клановая грызня в горах прекращалась, многие из них стали действовать заодно, а Люди-змеи уже не таятся, их становится всё больше, и они всё время вещают о вечной войне и победе надо всеми народами. То же самое пророчат в экстазе и колдуны иргов, призывающие Змееногую мать благословить их и стать предводительницей великого похода к пределам земли.
Несомненно, они скоро придут, и не ватагами, а большим войском. А вот кто их в Стране городов встретит, оставалось вопросом. Несмотря на скреплённый браком союз двух славных вар, другие присоединялись к нему не слишком охотно. Бхулак, Анга, Аргрика и другие вожди союзников почти не сидели дома — ездили по стране, гостили в варах, убеждали райжей. Однако до сих пор в союз с ними вошли лишь несколько городов-крепостей, и то из тех, что и раньше были дружественны Аюдхе или Аркаину.
Впрочем, Бхулак надеялся, что при вторжении иргов своих людей на поле боя приведут и те вожди, которые сейчас наотрез отказывались объединяться. Обычно арийская доблесть в таких случаях перевешивала всё прочее — Бхулак за свою жизнь убеждался в том неоднократно. Да и всё-таки объединение шло — хотя не столь быстро, как рассчитывали его сторонники.
А те облегчённо вздохнули, когда весна сменила зиму, а ирги так и не появились, по своему обыкновению, снежным путём, с ошеломляющей скоростью на лыжах за лошадьми и лёгких санях. Тогда арии лишились бы своего главного преимущества — колесниц, на которых нельзя сражаться в снегах. Но, видимо, до конца зимы враг не успел подготовиться к большой войне.
Тем больше у Бхулака оставалось времени на подготовку, и он пытался его использовать. Великолепное оружие иргов оставалось главной их силой, и райжа Гопта немало сил отдал, чтобы убедить браманский совет страны разрешить мастерам использовать хотя бы какие-то их изобретения. Дело шло трудно — к «чёрному колдовству с востока» здесь не одни только жрецы относились с отвращением и ненавистью. Однако и раньше крепкая костяная броня иргов заставляла ариев ради возможности её пробивать то придумать более массивные наконечники копий, то снаряжать обухи топоров острыми клевцами.
Теперь же Бхулак настоял, чтобы мастера делали гораздо больше брони для воинов — и не только обычной из недублёной кожи с медными и бронзовыми бляхами. По нескольким образцам с трудом разысканных иргских доспехов из лосиных рогов мастера попытались изготовить несколько похожих, и у них даже неплохо получилось. Один из таких панцирей райжа Аркаина взял себе, другой подарил Шамье. Конечно, всего этого очень мало, но Бхулак надеялся, что дальше таких вещей станет появляться всё больше и постепенно ими начнут пользоваться все арийские воины. Если, конечно, Страна городов устоит в будущем году…
И втулки для копий арийцы тоже стали лить — не без сопротивления, но тут польза казалась очевидной. С такими копьями у воина в бою было гораздо меньше опасности остаться в решительный момент с негодным оружием.
А ещё как-то раз райже Аркаина пришла в голову мысль, имевшая гораздо больший успех — потому что у иргов такого не было. Он подумал: если массивные бронзовые наконечники копий лучше пробивают костяную броню, то почему бы не отливать из бронзы и наконечники для стрел? Странно, что до такой простой вещи никто не додумался раньше. Наверное, кремнёвые наконечники для войны и костяные для охоты оставались настолько привычными, что и арии, и ирги не задумывались над тем, что их можно делать из другого материала.
Первые он отлил в мастерской сам и, приладив их к стрелам, попробовал вместе с Шамьёй пострелять из мощного арийского лука по пластинам из лосиных рогов, связанных наподобие иргских доспехов и прикреплённых к подвешенной коровьей ноге. Результаты были превосходны: острая бронза легко пробивала рог, входила глубоко в плоть, разрывая её и расщепляя кости. В общем, несла смерть. Потом Шамья стрелял и со своими воинами, которые пришли от бронзовых наконечников в восторг. И вскоре уже все аркаинские мастера, а потом и их собратья из других вар стали делать такие же — да, честно говоря, гораздо лучше, чем получились у райжи.
Так что со стороны бранной всё складывалось не так уж плохо. В доме Бхулака тоже. Он всё больше привязывался к Тапати, а та, похоже, испытывала к нему восторженную девчоночью влюблённость. По зиме она принесла ему девочку, наречённую Бханда — Сверкающая. Бхулаку нужен был наследник, но он по долгому опыту знал, что за ним дело не станет. Такие времена всегда казались лучшими в его жизни, а это среди них стало одним из лучших.
Тапати оказалась нежной, смелой, любопытной, острой на язык — иной раз слишком. Истинная дочь Страны городов, она могла управлять колесницей, вполне прилично владела копьём и кинжалом, великолепно стреляла из лука и частенько выезжала с мужем на охоту. Правда, сейчас, когда в их покоях водворился крикливый младенец, ей стало не до того — хотя, конечно, служанки-дасьи и женщины простых кшатри всячески старались облегчить материнское бремя райяни.
Что касается влюблённого Сараты, Бхулак убедился, что Тапати и впрямь порвала с ним — явно против его воли, но со своей стороны решительно. Он пару раз появлялся в варе с какими-то поручениями — видимо, напрашивался на эти поездки. Но повидаться с райяни ему так ни разу и не удалось, хоть он и старался. А потом вовсе перестал приезжать — то ли отчаялся вернуть расположение юношеской любви, то ли сам старый Анга придерживал его от греха подальше.
До Бхулака всё это доходило урывками — он всё время колесил по стране, а в собственной варе бывал наездами. Арэдви, конечно же, всюду сопровождала его. Иметь помимо жены наложницу, даже несколько, среди арийских вождей считалось нормальным, так что Тапати спокойно воспринимала факт существования Арэдви. Однако, когда райяни попыталась отдавать ей приказы, как служанке, та спокойно ответила, что ей приказывает лишь райжа. Что Бхулак и подтвердил — к молчаливому недовольству Тапати, конечно. Но с этим он справится: вообще-то, об Арэдви в варе ходили слухи, что это дух-хранитель райжи в образе человека — то ли доброжелательная якшини, то ли злобная ветала, забравшая тело умершей девушки. Судя по всему, слухи эти дошли и до Тапати, которая оставила свои поползновения и старалась пореже сталкиваться с наложницей мужа.
Бхулака это вполне устраивало, но вот поведение самой Арэдви в последнее время ставило его в тупик. Вообще-то, если раньше она и могла считаться его наложницей, то теперь уже нет. Не то чтобы он так уж стремился хранить верность жене, просто близость с машиной всё больше казалась ему неправильной — особенно теперь, когда, впервые за долгие годы, у него снова появилась нормальная человеческая семья. И это его радовало — сам себе он мог в этом признаться. Война, отношения народов, борьба за власть, Поводырь в зияющей бездне — он ощущал, что чем дальше, тем больше всё это отдаляло его от рода, к которому он принадлежал, от людей. И не закончится ли это тем, что он сам станет бездушной машиной?..