Пастух Земли
Шрифт:
Посёлок носил короткое странное название Ю — произносить следовало как Йуу. Собственно, он был достаточно велик, чтобы его могли назвать и городом — хотя, конечно, до Марги ему очень далеко. Но всё же здесь стояло десятка два огромных общих домов — кугуев, крытых камышом, в каждом из которых жило больше сотни людей, а сам посёлок обнесён не очень высокой, но прочной глинобитной стеной. И среди других подобных поселений, стоящих на обоих берегах широкой и полноводной реки, Ю было, пожалуй, самым крупным.
Великая река катила свои мутные
Здешние люди, которые и сами назывались юсами, чувствовали себя в густых прибрежных зарослях не хуже, чем их исконные обитатели — камышовые коты, и, как и те, жили рыболовством и охотой. В этих местах изобильно ловились щуки, сазаны, сомы, водились кабаны, зайцы, джейраны и красавцы-олени. Держали местные жители и кое-какую скотину — баранов и коз. Но вот кони для них были в новинку — вокруг измученной лошадки Бхулака постоянно сновали дивящиеся на неё зеваки.
Вообще, народ этот был довольно мирным, хотя копья и луки мужчины под рукой держали всегда. С древних времен неподалеку отсюда пролегала переправа через Арэдви, которую не миновали торговые караваны со всех сторон света. Так что у обитателей Ю в домах встречались и изящные статуэтки из Маргуша, и причудливые раковины из Мелуххи, и бронзовые вещицы с севера. Соответственно, никогда не было недостатка и в желающих всем этим поживиться. Но юсцы вполне могли дать грабителям отпор.
Внешне они мало отличались от маргушцев, но говорили на ином языке — Бхулак встречался с похожими далеко к северо-востоку отсюда. К гостям из Марги тут относились с уважением, а вдобавок Бхулак платил за гостеприимство серебром и медью. Потому приняли их радушно, выделив угол и очаг в главном кугуе, где проживали важные люди посёлка — старейшины и жрицы Великой Матери.
С одной из них они сейчас и общались — вернее, говорил Бхулак, а Арэдви скромно молчала, хотя в этом обществе, где у женщин было довольно много власти, никто бы не удивился и не возмутился, возьми она на себя даже ведущую роль. Старуха напоминала Бхулаку старейшую Кхел из его далёкого детства: тоже толстая и источавшая столь же неприятный запах, хотя и гораздо более пристойно одетая. Однако беседовала с гостями она вполне дружелюбно, прилично пользуясь языком Маргуша. Но Бхулак ощущал за её словами некую скрытую тревогу. Впрочем, может быть, он просто устал.
Эмьё-почтенная, хранительница священного очага главного кугуя и глава совета старейшин всего Ю, живо интересовалась новостями из Марги — что было вполне понятно: они напрямую касались и здешних обитателей. Необычным казалось лишь отсутствие в ней любопытства к тому, по каким причинам эта странная пара на невиданной повозке устремилась прочь от великого города в места малолюдные и дикие. Не очень охотно рассказывала она и о пути на север — вопрос, который Бхулака, конечно, очень интересовал.
— На севере быстро темнеет, — её слегка сиплый голос при этом звучал зловеще. — Чем дальше человек уходит туда, тем больше тьма растворяет его.
Вообще-то, Бхулак не без основания предполагал, что предки этих людей пришли как раз с севера — на похожем языке говорили жители селения, куда он попал много столетий назад. Единственно, что коренным образом отличало их от юсов — тесное знакомство с лошадьми. Он не исключал, что юсы были их родичами, но если и так, то о лошадях они забыли прочно.
— Золотая Старуха-мать защищает детей своих от тьмы, но могущество её не беспредельно, — продолжала меж тем старуха. — Среди вечной ночи и лютой стужи оно заканчивается, там царство Великого-змея-пожирающего-свет. Там нет места ни богам, ни зверям, ни людям. Лишь слуги Великого змея колдовским своим манером несутся по снежной пустыне, убивая всё живое, что встречают на пути.
Хотя Бхулак знал, что даже на самом крайнем севере подобных ужасов нет, в душе его похолодело — слишком уж убедительно звучал сиплый голос старой жрицы. Чтобы разогнать тревогу, он, почтительно поклонившись старейшине, вышел из густо продымленного и заполонённого человеческими запахами дома на воздух.
— Мать тебе поможет. Но и ты будь осторожен, очень осторожен, — тихо, но чётко напутствовала его Эмьё-почтенная.
Он вышел в посёлок, оживлённый, несмотря на довольно уже позднее время: одни его обитатели готовились отправиться на вечерний лов рыбы, другие занимались на воздухе своими делами. Мужчины мастерили наконечники копий и стрел, откалывая тонкие пластины от кремнёвых желваков, добытых в ближних холмах, женщины трепали вымоченное конопляное волокно, из которого потом ткали одежду и делали рыбацкие сети.
А рыбаки с этими сетями и острогами рассаживались в плоскодонные, обтянутые кожами лодки, стоящие на одной из многочисленных речных проток, пронизавших всю эту заросшую густым тугаем местность. К утру лодки вернутся, тяжёлые от груза рыбы.
Бхулак сидел на камне, глубоко вдыхая сырой воздух, наполненный запахами реки, рыбы и гниющих растений, прислушивался к приглушённому людскому говору и звукам, издаваемым разнообразной живностью в тугайных зарослях. Оттуда же исходили облачка мелкого кровососущего гнуса, но Бхулак не обращал на него внимания. Казалось, всё вокруг исполнялось размеренным покоем, но в нём продолжал назойливо шевелиться колючий червячок тревоги.
Он обратил внимание на небольшую группу юсов неподалеку. На первый взгляд, те просто беседовали. Но, внимательнее приглядевшись, Бхулак понял, что мужчины почтительно внимают стоящему посереди них невысокому кряжистому человеку в длинном чёрном плаще и маленькой круглой шапочке. Гораздо более зоркие, чем у большинства обычных людей, глаза Бхулака отметили, что вещающий сильно отличается внешне от здешних жителей — он походил, скорее, на узкоглазых людей, живущие в далёких восточных странах.