Пастырь из спецназа
Шрифт:
– Ну, ты даешь! – выдохнул костолицый. – Чуть не поубивал нас всех…
– Чуть-чуть не считается, – усмехнулся отец Василий и вытер пот со лба рукавом. – Ты лучше, Боря, скажи, чего это тебя крутые по всему городу гоняют…
– Да ну их! – досадливо отмахнулся костолицый. – Наверное, приключений ищут.
– Не бреши, Борька, – отсек попытку уйти от ответа священник. – Эти ребята за просто так никого гонять не станут.
Костолицый шумно сглотнул:
– Ты мне лучше укрыться помоги.
– Тогда поехали со мной. У меня в храме и для такого, как ты, местечко найдется.
Костолицый снова сглотнул и смолк.
– Ладно, – усталым голосом сказал он. – Поехали.
Когда машина священника заехала на территорию храма, там кишмя кишел народ. Отец Василий медленно подвел «жигуль» к более-менее свободной площадке у входа в нижний храм и глянул искоса на костолицего – тот сидел ни жив ни мертв. Такое столпотворение на территории православного храма оказалось для бывшего миссионера полной неожиданностью – он ничего не понимал. Священник выдернул ключи из замка зажигания и кивнул:
– Пойдем, Боря…
– К-куда?
– Жить дальше, – улыбнулся священник.
– Я н-не в-выйду!
– А куда ты денешься?
Народ, сразу же начавший приглядываться к поповской машине, стал передвигаться активнее. Люди определенно заметили на пассажирском месте знакомое лицо, но все еще не могли поверить, что это – реальность.
– Отдай ключи! – прошипел осознавший, во что только что вляпался, костолицый.
– Поздно, Боря, поздно…
Было действительно поздно. Брошенные своим религиозным начальством несчастные «Дети Духа» уже вплотную обступили машину со всех сторон.
– Борис Николаевич?! – все громче переспрашивали они и, уже настойчивее: – Борис Николаевич!
Священник вышел из машины, и костолицый пополз вслед через салон, чтобы выйти с поповской, ближней к забору стороны.
– Борис Николаевич! – громко и требовательно звали костолицего бывшие его прихожане.
– Что ты наделал?! – прошипел в ухо священнику костолицый. – Я тебя щас ур-рою! – И уже совсем жалобно: – Ну что мне теперь делать?
– Каяться, – коротко и жестко сказал священник.
Костолицый затравленно оглянулся, кинулся к попу, попытался пробиться к забору, но толпа была такой плотной, что о том, чтобы сбежать, нечего было и думать.
– Покайся, Боря, – повернулся к нему священник. – Пока не поздно.
– На колени хочешь меня поставить?! – злобно прошипел костолицый. – Сломать?!
– На колени ты и сам встанешь, – безжалостно усмехнулся священник. – Если ты, конечно, не дурак…
Было видно: костолицый все понял. Ему страсть как не хотелось отвечать за долги и грехи своих, так же, как и он сам, сбежавших единомышленников из верхушки секты. Но к тому шло. Стремительно и неотвратимо. А значит, если он не предпримет что-то действительно радикальное, его просто порвут на части – в считанные минуты. Лишь только придут в себя после первого шока узнавания.
Костолицый глубоко вздохнул и начал медленно опускаться на колени. Не понимая еще, что происходит, народ придвинулся ближе, но уже через несколько секунд, подчиняясь властному жесту отца Василия, попятился назад.
– Тихо, православные! – поднял руку священник, и толпа, подчиняясь, умолкла. Наступила такая тишина, что стало слышно, как на железнодорожной «горке» стукаются один о другой грузовые вагоны.
– Начинай, Борис, – наклонился к бывшему миссионеру священник. – Народ ждет.
«Ненавижу!» – одними губами прошептал костолицый.
Рядом что-то прошептали, но священник снова поднял руки, и стало еще тише. Совсем тихо. Невероятно тихо.
– Простите меня, люди добрые! – надрывно произнес костолицый.
– Что? Что он сказал? – зашептали в рядах.
– Простите меня, ибо не ведал, что творю! – уже громче, нараспев, начал принародное покаяние бывший миссионер.
Священник одобрительно кивнул.
– Не ведал, что творю! – уже совсем громко, так, чтобы слышали все, хорошо поставленным голосом завел костолицый. – Ибо сам веровал, как и вы! И только теперь понял, что натворил!.. Простите меня, люди добрые! Прости меня, православный народ…
Священник стоял рядом и понимал: сейчас и происходит, может быть, самое важное во всей этой истории – люди наяву видят истинную цену лжеверы, и еще немного, еще несколько покаянных слов костолицего, и они поймут до конца, что за все эти новомодные религиозные увлечения рано или поздно придется расплачиваться – страшно, позорно, – как расплачивается прямо сейчас перед ними бывший миссионер и «духовный» лидер Борис Николаевич Ефимов!
Ибо ничто не заменит для людей этого момента истины, ибо ничто не имеет такой высокой цены, как мольбы бывшего сектанта о прощении к тем, кого он обманул. Бог знал, что делает, и бог сам привел этого лжепророка к сегодняшнему моменту абсолютного позора и одновременно – абсолютного очищения от скверны!
Народ уже перестал подпрыгивать, чтобы услышать и увидеть, что происходит, потому что голос кающегося грешника стал силен, чист и звонок и разносился по всей прихрамовой территории.
Отец Василий глянул в сторону ворот и увидел: там, рядышком, как две стаи голубков, стояли две почти одинаковые по числу группки – менты во главе со Скобцовым и бандиты, только что преследовавшие попа на крутом черном «Рено». Они были похожи, как братья-близнецы, и даже их разное одеяние не могло истребить этой схожести, потому что они были похожи внутри – и те и другие боялись. Они боялись даже подумать о том, чтобы войти на территорию, защищаемую чудотворным Николаем Угодником.
Громко и слезно произносимые костолицым мольбы о прощении уже начали повторяться по кругу, и отец Василий понял, что на «сцену» пора выводить новых действующих лиц.
– Алексий! – зычным голосом крикнул священник. – Але-екси-ий!!! Где-е ты-ы?!!!
– Я здесь, ваше благословение! – сдавленным голосом отозвался откуда-то из толпы диакон.
– Выноси Николая Угодника! Молебен всенародный творить будем!
– Слушаюсь, ваше благословение!
Стоящие у ворот менты зашевелились; похоже, Скобцов уже начал понимать, что сейчас поп выдаст очередной закидон и пробиться на территорию храма станет вообще невозможно. Где-то вдалеке словно загремел далекий гром, и отец Василий содрогнулся, он прекрасно помнил этот звук еще со службы – именно так громыхают металлические щиты подразделений внутренних войск, призванных разгонять демонстрации на улицах и подавлять бунты на зонах. «Далеко ты зашел, Медведев! – покачал он головой. – Слишком далеко!»