Патриарх Никон
Шрифт:
Эти боярские притязания надолго поэтому приостановили слияние двух единоплеменных народов и вели к смутам и в последующий век.
Брюховецкий унизил, таким образом, идею своего казачества и, чувствуя, что ему, быть может, не сдобровать дома, стал клянчить в Москве, чтобы ему в вечное владение отдали Шепатковскую сотню.
Но сотня эта была в Стародубском уезде, а потому могла бы и улыбнуться ему, если бы его дом низложили. Вот и сочинил новый план: попросил он Петра Михайловича
Для переговоров об этом послан к нему пристав Желябужский.
— Бил я челом, — начал гетман, — пожаловал бы меня великий государь, не отпускал бы меня, не женя...
— Есть ли у тебя, гетман, на примете невеста? И какую тебе невесту надобно: девку аль вдову? — спросил пристав.
Гетман отвечал, что на вдове не хочет он жениться, что на примете он никого не имеет, а чтобы государь сам назначил ему невесту, причём он присовокупил: чтобы, вместе с тем, ему пожаловали вблизи Новгорода Северского вотчину для жены.
Брюховецкий явно боялся, что дома у него не будет покойно, а потому он хотел вотчину подальше.
Но кого-то ему назначат в невесты?
В это-то время, после долгих ожиданий, принимает боярин-гетман племянника патриаршего, Марисова.
— А звиткиля, ты, Федот? — прищурил гетман свои маленькие глазки, поправляя для пущей важности свою боярскую шапку.
— Из «Нового Иерусалима», — ответил по-малороссийски, отлично говоривший на этом языке Марисов, — от патриарха Никона, в боярских детях при нём...
— Щож там твий Никон робыт?.. Акафисты читае?
— Молится, — процедил сквозь зубы Федот.
— А мы туточки, бачишь, за царской-то милости и в бояре пожалованы...
— Бачу, бачу, пан запорожский гетман...
— Не запорожский, а русский, — поправил Брюховецкий.
— Русский?.. А що скажут казаки... усе вийско?..
— Що?.. Мне що?.. Царь, як пожалует мни нивисту... да в чужой земли маенток, так хошь трава не рости... Байдуже!..
— А коли царь вам да в нивисты якусь кикимору... альбо якусь видьму, да с Лысой-то горы, — буде жинка не из важных?..
— Ты тутейшный, так пошукай, — вкрадчиво произнёс Брюховецкий.
— Туточки не то, що на Украини: терем точно гарем... и не узнаешь, где ворона, аль цапля, аль горлица. А ты вот святейшему патриарху в нижки поклонись, — вин усих нивист наперечёт знает... Вот, колы вин визмется, так буде дило.
— Уж ты там с Никоном порадься...
— Радиться-то можно... но и ты, гетман, уж с царём теи и сеи о Никоне — нехай з тобою до Киева пустил...
— До Киева?
Гетман нахмурил брови, покрутил усы, потом, как бы что обдумывая, произнёс:
— Можно, можно... тилько нивисту, да добру: щоб була и з дому боярского, да щоб була гарна, точно краля...
— Пошукаем, облизываться будешь... Тильки ты-то уж...
— Гетманское слово даю...
— Гляди ж, гетман, мне бы не опростоволоситься...
— Уж як я кажу що, так буде так... Крий Боже, не брехунец же я який?..
Марисов вышел из Малороссийского подворья и направился к Стрелецкой слободе. Здесь у одного уединённого домика, на воротах которого торчит веник, он остановился и постучал. Показалась известная нам раскольничья пристанодержательница, Настя калужская.
— У вас, кажись, живёт инокиня Наталья?
— Здесь, здесь батюшка, только что вернулась матушка из церкви...
Она повела Марисова через двор, к небольшому флигельку, и ввела его в тёплую и чистенькую горенку.
Мама Натя, сидя с какою-то большою книгою в руках и в очках, приобретённых ею в Киеве, читала.
Приход Марисова не удивил её: она даже как будто поджидала его.
— Что ж Брюховецкий? — спросила она племянника.
Марисов рассказал, чем он хочет взять гетмана.
— Жену-то ему можно дать, — заметила инокиня, — да он исполнит ли слово?
— Я же ручаться не могу. Малороссийская шляхта, как и польская, мягко стелет, да жёстко спать.
— Да, — улыбнулась инокиня, — по малороссийской же пословице: обищався пан кожуха; тепло его слово, да не грее... Постараюсь я сегодня же поискать ему невесту... Сделаюсь свахою... А ты, Федотушка, заходь ко мне аль завтра, аль послезавтра.
Марисов поцеловал её руку и вышел.
Инокиня оделась и пошла во дворец.
— Ну, что? — спросила её царевна.
Инокиня рассказала, в чём дело: Брюховецкий-де, коли ему высватают хорошую невесту, обещался увезти с собою Никона.
— Ладно, — обрадовалась царевна. — Нам на Москве не стать занимать невест, — точно муравьи сидят по теремам боярским, а женихов нетути...
— Невест-то ему можно будет отыскать, — вставила инокиня: — Да исполнит ли он слово о Никоне?..
— Тогда и мы не исполним, — улыбнулась царевна.
— Как так?..
— Увидишь...
Этим кончился их разговор.
Уж как это царевна сделала, а одна из первых невест и красавиц московских изъявила согласие своё быть женою Брюховецкого.
Пристав Желябужский явился к гетману и объявил:
— Великий государь пожаловал боярина и гетмана, велел ему жениться на дочери окольничьего князя Дмитрия Алексеевича Долгорукова.
Брюховецкий был на седьмом небе: ему отдавали лучшую невесту, царскую родственницу, знатного и доблестного дома Долгоруковых.