Патриарх Никон
Шрифт:
Решили бояре и вскрыли письмо, но читать его без государя не стали и послали ему сказать, как он прикажет.
— Собрать соборную думу в Золотой палате, и я туда приду слушать грамоту Никона.
На это Хитрово возразил: что лучше царю прочитать самому грамоту, и потом, коли он найдёт нужным сообщить его соборной думе, так он может это делать во всякое время, потому что письмо может заключать в себе такие предметы, о которых неудобно, быть может, разглашать.
Царь согласился с этим доводом и прочитал Хитрово письмо.
Содержание никоновской грамоты было следующее:
Он рассказывал вкратце, как его поставили против его желания в патриархи и как он согласился с условием, чтобы все слушались его как начальника и пастыря. Сперва царь был благоговеен и милостив к нему
«Зачем ты без царского повеления ушёл из Москвы?» Я отвечал, что ушёл не в дальние места, если царское величество на милость положит и гнев свой утолит, опять придём, и после этого о возвращении нашем от царского величества ничего не было. Приказали мы править на время крутицкому митрополиту Питириму, и по уходе нашем царское величество всяких чинов людям ходить к нам и слушаться нас не велел, потребное нам от патриаршества давать нам запретил; указал, кто к нам будет без его указа, тех людей да истяжут крепко и сошлют в заключение в дальние места, и потому весь народ устрашился. Крутицкому митрополиту велел спрашивать себя, а не нас. Учреждён монастырский приказ, повелено в нём давать суд на патриарха, митрополитов и на весь священный чин; служат в том приказе мирские люди и судят. Написана книга (уложение), — святому Евангелию, правилам св. апостол и св. отец, и законам греческих царей во всём противная. Почитают её больше Евангелия: в ней-то, в 13-й главе, уложено о монастырском приказе. Других беззаконий, написанных в этой книге, не могу описать, так их много [75] . Много раз говорил я царскому величеству об этой проклятой книге, чтобы её искоренить, но кроме уничижения не получил ничего [76] . Я исправил книги, и они называют это новыми уставами и никоновыми догматами. Главный враг мой у царя Паисий Лигарид; царь его слушает и как пророка Божия почитает. Говорят, что он от Рима хиротонисан дьяконом и пресвитером от папы, и когда был в Польше у короля, то служил латинскую обедню. В Москве живущие у него духовные — греческие и русские — рассказывают, что он ни в чём не поступает по достоинству святительского сана: мясо есть и пьёт бесчинно; ест и пьёт, а потом обедню служит... Я с сим свидетельством послал письмо к царю, но он не обратил на него внимания. И наклеветали на меня царю, что я его проклинал, но я в этом невинен, кроме моей тайной молитвы. Теперь всё делается царским хотением: когда кто-нибудь захочет ставиться во дьяконы, пресвитеры, игумены или архимандриты, то пишет челобитную царскому величеству, и царским повелением на той челобитной подпишут: Хиротонисан повелением государя царя. Когда повелит царь быть собору, то бывает, и коли велит избрать и поставить архиереями, избирают и поставляют. Велит судить и осуждать: судят, осуждают, отлучают. Царь забрал себе патриаршеские имения. Также берут по его приказанию имения и других архиереев и монастырские; берут людей на службу; хлеб, деньги, берут немилостиво; весь род христианский отягчили данями, сугубо, трегубо и больше, — но всё бесполезно».
75
Никон, как мы видели, восставал против жестокости наказаний.
76
Как же раскольники могут винить после этого Никона в истязаниях, претерпенных ими на основании уложения?
В заключение Никон в грамоте своей царьградскому патриарху рассказывает историю Стрешнева с собакою; притом, как царь допускает блюсти патриарший престол Питириму, которого он, Никон, отлучил от церкви; затем, как этот отлучённый поставил попа Мефодия в епископы и его послали блюсти киевскую митрополию, которая всё ещё стоит в ведении патриарха константинопольского.
Письмо по содержанию своему и по тону было очень умеренно, но оно имело один недостаток: это была самая святая правда.
Царь рассердился в особенности за упрёк в поборах и поэтому написал тут же на грамоте:
— А у него льготно и что в пользу?..
То есть, другими словами: при его управлении государством разве он льготно производил сборы и разве он больше пользы сделал, чем я?..
Это задело его самолюбие.
«Дескать, — подумал царь, — дураками нас всех обозвал да ещё перед целым миром. Попади это письмо в Царьград, оно тотчас было бы отправлено в веницейские газеты, и оттуда во все концы вселенные...»
Сам царь это практиковал уже несколько лет перед тем. Испугавшись неудач в Польше в 1660 году, Алексей Михайлович велел описать успехи Долгорукова и Шереметьева, да коварство польских комиссаров, продливших время нарочно, чтобы дать своим возможность собрать войско и до1 ждаться татар, наконец, про измену Юрия Хмельницкого и про дурной поступок поляков с Шереметьевым под Чудновом. Статья эта была отправлена в Любек к Иогану фон-Горну, и тот, отпечатав её на немецком языке, разослал по всем государствам.
Статья эта произвела тогда благоприятное впечатление в Европе, и царь отлично понимал значение прессы... Поэтому ему страшно сделалось при одной мысли, что бы было, если бы грамота Никона попала в европейскую печать.
«Да он бы опозорил меня перед целым светом, и слава Богу, что эта грамота доставлена теперь ко мне в руки... Но не послал ли он ещё что-нибудь со своим Марисовым, и тот, быть может, уже отослал грамоты по принадлежности».
Занятый этими мыслями, он потребовал к себе князя Одоевского.
— Ты доподлинно узнай от Марисова: посылал ли аль не посылал более грамот Никон.
— С пристрастием?
— Без пристрастия, — ведь душу всю вытрясешь у него, а не скажет же он — да, коли нет... Ты его по евангельскому и крепостному целованию...
— Слушаюсь, великий государь.
Час спустя явился вновь князь Одоевский к царю.
— Ну что, — спросил он тревожно.
— Опосля исповеди, целования креста и евангелия Марисов показал: иных грамот не имел, да и Никон иных не рассылал.
— Слава Богу! Камень с сердца долой, — произнёс радостно царь.
Одоевский удалился. Несколько дней спустя бояре поднесли Марисову приговор. Он обвинялся в измене и оскорблении величества и по первым двумя пунктам уложения приговаривался к смертной казни.
Прочитав приговор, Алексей Михайлович, под влиянием грамоты Никона, воскликнул:
— Да вы по этому уложению срубите столько голов, что скоро останутся только на месте головы судей и моя... Отправить Марисова в ссылку и определить там на службу впредь до моего указа... Такие верные и честные люди, как Марисов, пригодятся — коли не нам, так нашим детям.
Но Марисов, тем не менее, сильно пострадал, ремни Брюховецкого на ногах и руках изувечили его и сделали его навсегда негодным к работе.
XXIX
СОБОР ПРОТИВ РАСКОЛОУЧИТЕЛЕЙ
Преследование Никона и его унижение дали оружие расколоучителям и расколу.
— Еретика, антихриста упрятали... зверя обуздали... Стрешнев, Семён-то Лукич, собаку выучил знаменоваться, как он, — так проповедовали одни.
— Еретик каяться ушёл в скит, трисоставный крест сам имеет в «Новом Иерусалиме» и в «Крестном», — голосят другие.