Патриарх Никон
Шрифт:
— Слава тебе, Боже, что спаслась отступного помазания, — прошептала Морозова, — твоими молитвами, старец Аввакум!
Услышав имя Аввакума, Иоаким улыбнулся:
— Не будет этот льстец больше смущать вас, крепко держат его в Пустозерске.
Боярыня вздрогнула, узнав об участи Аввакума.
В палату ввели для допроса Урусову и Марью Данилову, жену стрелецкого полковника.
Она успела бежать в Подонскую страну, на Дон, но была там поймана, привезена в Москву и посажена с Урусовой.
Морозову
Точно ужаленная, отпрыгнула княгиня в сторону.
Стрельцы снова схватили её за руки и хотели подвести её к Питириму, но ей опять удалось вырваться.
— Уведите их вон, — еле слышно проговорил Питирим.
Узниц тотчас же повели из палаты.
— Попробуем последнее средство, — предложил митрополит Павел, — пошлём к Морозовой для увещания митрополита Иллариона Рязанского.
Так и решили поступить.
Вернувшись в своё помещение во дворце, Иван Глебович не знал, куда ему деться от радости.
Он понимал, что брак даёт ему возможность возвысить имя Морозовых, и теперь он мечтал, что царь будет посаженным отцом на свадьбе.
В небольшом помещении Морозову было жарко. У юноши заболела голова.
Иван Глебыч несколько раз прошёлся по горнице. Он чувствовал, что шатается.
Он пробовал молиться, но мысли путались.
Юноша порывисто стал раздеваться, не зовя никого на помощь.
В голове его словно замелькала пёстрая нить. Он вспомнил, как ласкал его старик-отец, на глазах показались слёзы, и, тихо всхлипывая, он стал засыпать каким-то странным тяжёлым сном. Всё в голове кружилось: он чувствовал, что падает в какую-то пропасть... И юноша потерял сознание.
На другой день утром князь Урусов послал справиться о помолвленном женихе.
— Спит ещё, княже, — отвечал посланный, — дверь в горницу к нему заперта!
— Пусть его понежится, кудрявых сновидений навидится, — шутливо заметил князь Пётр.
Через два часа Урусов прямо от царя снова отправился к племяннику.
Дверь по-прежнему была заперта: изнутри никто не откликался на вопросы.
— Эх, парень-то заспался, — недовольно прошептал Урусов и стал громче стучаться в двери.
По-прежнему ответа не было.
— Неладно там что-то, — тревожно проговорил князь и, позвав двух стрельцов, велел высадить дверь.
Из разбитой двери хлынул удушливый запах угара. Урусов бросился к неподвижно лежавшему юноше.
— Угорел! — с ужасом понял князь и, схватив племянника на руки, вынес из горницы.
Немедленно был позван государев лекарь Каролусь, но было уже поздно — молодой Морозов без страданий отошёл в вечность.
XXIV
В один из дней боярыне сообщили о смерти сына.
Побледнев, она отшатнулась, прислонилась к стене, но не выронила ни слова.
Прошёл день, и только к вечеру волнение, скрываемое внутри, вырвалось наружу. Упав перед образами, она горько зарыдала.
С этого времени она дала обет не принимать в пищу молока, сыра, яиц, употреблять же только еду с постным маслом.
Среди приверженцев старой веры пошли толки, что сын Морозовой отравлен.
Узнав о смерти молодого боярина, государь велел раздать имение, вотчины, стада коней. Золотая, серебряная посуда, драгоценности были распроданы, дом запустел, дворня разбежалась, часть её перешла к другим господам...
Узнав, как содержится она в заточении, государь разрешил, чтобы Морозовой прислуживали две девушки.
Ими оказались Анна Амосова, с которой боярыня ходила когда-то по Москве, раздавая неимущим одежду и деньги, и Стефанида, но прозвищу Гнева. Мало кто знал, что обе они были тайными последовательницами ссыльного протопопа Аввакума.
Новая помощница оказалась и у сестры боярыни, Урусовой. Когда Евдокию Прокопьевну волокли в церковь, там случайно оказалась Акулина, дочь боярина. Узнав Урусову, она долго смотрела, как тащат её в храм, и жалость проникла в сердце девушки. Придя через несколько дней к монахиням, она стала помогать им в хозяйстве, и вскоре так вошла в доверие, что ей поручили вместе с другими следить за опальной княгиней, а ещё позже она одна стала вести это неприятное всем дело.
Ещё до поступления в услужение к княгине Акулина сочувствовала старой вере, была знакома с Аввакумом и с матерью Меланией, и была тайно пострижена в иночество с именем Анисии.
Акулина близко сошлась с Урусовой, и теперь можно было вести переписку не только между сёстрами, но и с ссыльным протопопом.
Акулина же устроила и свидание Урусовой и Морозовой.
В монастыре очень жалели княгиню, знали, что дома остались дети, и однажды ей было разрешено втайне посетить дом, чтобы повидать детей. Пообещав вернуться к вечеру, княгиня, закрывшись платком, чтобы быть неузнанной, проскользнула в монастырские ворота.
Недалеко от Печерского подворья, где содержалась Морозова, княгиню встретила старица Елена, и они вместе вошли в подворье.
Морозова выслала им навстречу Анну, которая обменялась с Урусовой головным убором. Вместо Анны в келью боярыни, склонив голову, чтобы нельзя было различить лица, проскользнула Урусова.
Долго уже не видели сёстры друг друга. Обнявшись, они плакали, а затем Морозова читала ей послания Аввакума.
Через несколько часов в келью постучали:
— Боярыня, пора, опасно уже.