Патрик Кензи

Лихэйн Деннис

Болтон взял конверт раньше, чем я успел вскрыть его, затем сравнил записку с двумя предыдущими, полученными за последний месяц.

— Почему вы не обращались к нам с ними?

— Я не знал, что они от него.

Болтон отдал их на экспертизу.

— Отпечатки Кензи и Дженнаро у агента Эрдхема. Снимите также следы шин.

— Зачем ты собираешь листовки? — спросил Девин.

Действительно, у меня скопилось свыше тысячи этих листков, разделенных на две равные порции, каждая связана резинкой. Одни пожелтели от времени, другие сморщились,

некоторые были всего десятидневной давности. У каждой в левом углу была фотография пропавшего ребенка, под ней краткая биография. И все объединял один вопрос: «Вы меня не видели?»

Нет, к сожалению, не видел. На протяжении многих лет, думаю, я получал сотни подобных посланий по почте и всегда внимательно вглядывался в эти лица прежде, чем выбросить в мусорное ведро, но за все годы я ни разу не встретил знакомое лицо. Получая их примерно раз в неделю, забывать не составляло труда, но сейчас, перебирая их руками в туго натянутых резиновых перчатках, я ощущал, как мои ладони покрываются потом, это было невыносимо.

Их были тысячи. Пропавшие. Целая страна. Сюрреалистическая свалка несостоявшихся жизней. Полагаю, многие из них погибли. Другие были найдены, и всегда почти в безнадежном состоянии. Остальные были брошены на произвол судьбы и плыли по течению жизни подобно бродячему цирку, пробираясь сквозь центры городов, засыпая на камнях, решетках и дырявых матрацах, со впалыми щеками, желтоватой кожей, пустыми глазами, завшивленные.

— Это то же самое, что бамперные наклейки.

— Как это понимать? — спросил Оскар.

— Он хочет, чтобы Кензи разделил с ним его супермодную страсть. По его мнению, мир распался на части и не может быть воссоединен, тысячи глоток орут на все голоса сплошную бессмыслицу, и ни один не в состоянии переубедить другого. Мы постоянно действуем наперекор друг другу, а целостного, объединяющего мировоззрения у нас не существует. Зная, что дети исчезают практически каждый день, мы спокойно говорим: «Это ужасно. Передай мне соль». — Болтон взглянул на меня. — Правильно говорю?

— Возможно.

Энджи покачала головой.

— Нет. Все это бред.

— Прошу прощения?

— Ерунда, — сказала она. — Может, отчасти и так, но не в этом смысл его послания. Агент Болтон, вы допускали, что, возможно, у нас двое убийц, а не один малютка Эвандро Аруйо, так?

Он кивнул.

— Этот второй выжидал или, черт возьми, созревал целых два десятка лет. Это пока предварительная версия, верно?

— Да.

Энджи кивнула. Она зажгла сигарету и выставила ее напоказ.

— Несколько раз пыталась бросить курить. Знаете, сколько усилий для этого нужно?

— А знаете, какое удовольствие я бы сейчас получал, если бы вам это удалось? — сказал Болтон, уворачиваясь от облака дыма, заполняющего кухню.

— Подумаешь. — Энджи пожала плечами. — Моя точка зрения такова: мы все тяготеем к выбору. Это единственный путь к собственной душе. Иными словами, наша суть. Без чего, например, вы не могли бы жить?

— Я? — спросил Болтон.

— Вы.

Он улыбнулся и, слегка растерявшись, посмотрел в сторону.

— Без книг.

— Книг? — засмеялся Оскар.

Он повернулся к нему.

— Что в этом смешного?

— Ничего, ничего. Продолжайте, агент Болтон. Вы тут главный.

— Какие это книги? — спросила Энджи.

— Великие, — немного заикаясь сказал Болтон. — Толстой, Достоевский, Джойс, Шекспир, Флобер.

— А если они будут запрещены законом? — спросила Энджи.

— Значит, я его нарушу, — ответил Болтон.

— Да вы революционер! — сказал Девин. — Я потрясен.

— Неужели? — Болтон пристально посмотрел на него.

— А что у вас, Оскар?

— Еда, — сказал Оскар и похлопал себя по животу. — Не здоровая пища, а настоящая, вкусная, пусть даже опасная для сердца еда. Бифштексы, ребрышки, яйца, жареные цыплята под соусом.

— Ну, даешь! — сказал Девин.

— Черт, — воскликнул Оскар. — Только заговорил и сразу проголодался.

— Девин?

— Сигареты, — сказал он. — Может, еще выпивка.

— Патрик?

— Секс.

— Ты что, девка, Кензи? — сказал Оскар.

— Хорошо, — заключила Энджи. — Это то, что делает нашу жизнь более сносной. Сигареты, книги, пища, вновь сигареты, выпивка и секс. Таково наше естество. — Она похлопала по стопке листовок. — А каков он? Без чего он не может обойтись?

— Убийство, — сказал я.

— Я тоже так думаю, — сказала она.

— Итак, — начал Оскар, — если он вынужден был сделать перерыв на целых двадцать лет…

— Какое это имеет значение! — заявил Девин. — Какое, к черту, значение!

— Но он по крайней мере не привлекал внимания к своим убийствам, — заметил Болтон.

Энджи подняла стопку листовок.

— До сегодняшнего дня.

— Выходит, он убивал детей, — сказал я.

— На протяжении двадцати лет, — подтвердила Энджи.

* * *

В десять вечера прибыл Эрдхем и сообщил, что мужчина в ковбойской шляпе, угнавший джип «чероки» красного цвета, промчался на красный свет на перекрестке на Уолластон Бич. Полиция Квинси устроила за ним погоню, но потеряла его на крутом повороте на Веймут, где он сумел выполнить сложный маневр.

— Преследовали чертов джип на повороте? — проговорил Девин с ноткой недоверия. — Всякие «итальяшки» соскальзывают с дороги, а такую махину, как «чероки», не заносит?

— Все благодаря размеру. Последний раз его видели на мосту возле старого лодочного склада, он двигался в южном направлении.

— В котором часу? — спросил Болтон.

Эрдхем проверил свои записи.

— Девять тридцать пять. В девять сорок четыре его потеряли.

— Еще что-то? — спросил Болтон.

— Да, — медленно проговорил Эрдхем, глядя на меня.

— Что?

— Маллон!

В кухне появился Филдс, держа в руках стопку миниатюрных магнитофонов и большой свиток кабеля.