Патрик Кензи
Шрифт:
Оба они смеются, и по янтарному морю за ними солнце разливает багрянец заката. Рейчел целует сына в шею, укладывает его ножки себе на бока, поддерживает его, а он откидывается назад. И оба глядят друг другу в глаза.
Далтон решил, что ничего прекрасней в жизни не видел.
Рейчел не заметила его, Далтон ей даже не помахал. Почувствовал себя лишним, втянул голову в плечи и пошел туда, откуда пришел.
Что-то случается с человеком при виде столь чистой любви. Он начинает считать себя ничтожным, скверным, недостойным. Ему становится стыдно.
Увидев мать и дитя, играющих
Никто никогда не любил? Черт! Эта любовь казалась такой чистой, чуть ли не преступной.
Часть первая
Бабье лето 1997 года
1
Каждый день в полицию США поступает в среднем две тысячи триста заявлений о пропаже детей. Чаще всего их похищают друг у друга разведенные супруги, более чем в половине случаев место нахождения ребенка легко устанавливается, и домой такие дети возвращаются в течение недели.
Другая часть из этих двух тысяч трехсот убегает из дому. Опять-таки большинство из них в розыске находится недолго, таких обычно сразу или почти сразу находят — чаще всего дома у кого-нибудь из их друзей.
Еще одна категория пропавших детей — нелюбимые и ненужные, их выгоняют или они убегают из дома сами, но родители не пытаются вернуть беглецов. Такие часто укрываются под навесами на конечных остановках автобусов, торчат на углах в кварталах красных фонарей и в конце концов попадают в тюрьмы.
Из ежегодно пропадающих восьмисот тысяч с лишним детей лишь тридцать пять — сорок тысяч Министерство юстиции относит к категории «похищенных не родственниками», то есть к случаям, когда полиция быстро исключает похищение членами семьи, побег и изгнание из дома, а также случаи, когда ребенок потерялся или получил телесные повреждения.
Каждый год безвозвратно пропадает по триста таких детей.
Ни родители, ни друзья, ни правоохранительные органы, ни детские приюты, ни центры, куда стекается информация о пропавших людях, — никто не знает, где они находятся. Возможно, в могилах; в подвалах или в логовах педофилов; на дне моря, вероятно, в дырах, существующих в материи вселенной, откуда о них уже больше не услышат.
Где бы ни были эти триста в год, они — без вести пропавшие. Минуту-другую мысль о таком ребенке тревожит тех, кто ознакомился с разыскным делом, но тяжелее всего приходится его родным.
Нет тела — нет доказательства ухода из жизни, для близких пропавший не умирает, но заставляет чувствовать пустоту.
И остается пропавшим.
— Жизнь сестры складывалась очень непросто, — рассказывал Лайонел Маккриди, расхаживая по нашему офису. Это был крупный мужчина с немного обвисшими щеками, что придавало ему сходство с гончей. Линия широких плеч круто поворачивала вниз, будто на них что-то давило. Застенчивой улыбкой он тоже напоминал косматую собаку, крепкое пожатие мозолистой руки впечатляло. Он был в коричневой камуфляжной куртке и в огромных ручищах мял бейсбольную кепку такой же расцветки. — Наша мама была… в общем, откровенно говоря, пьяница. Отец ушел, когда мы были совсем маленькие. В такой обстановке… по-моему… в общем, растешь озлобленным на весь мир. Чтобы разобраться, что к чему, понять, как жить дальше, нужно время. Дело не только в Хелен. У меня после двадцати тоже выдался сложный период, я был далеко не ангел.
— Лайонел, — одернула его жена.
Он выставил руку в ее сторону, как бы показывая, что должен высказать это сейчас, иначе не сможет вообще.
— Мне повезло, я встретил Беатрис, образумился. Я ведь что хочу сказать, со временем, если хотя бы иногда попадаешь в нормальную среду — вырастаешь из этого, стряхиваешь с себя всю эту дрянь. Моя сестра еще растет, вот что я хочу сказать. Может быть. Ведь жизнь у нее была нелегкая и…
— Лайонел, перестань извиняться за Хелен. — Беатрис провела ладонью по коротко стриженным клубничного цвета волосам. — Сядь, дорогой. Пожалуйста.
— Я просто пытаюсь объяснить, что Хелен жилось несладко.
— Тебе тоже, — возразила Беатрис, — но ты же хороший отец.
— Сколько у вас детей? — спросила Энджи.
Беатрис улыбнулась:
— Один, Мэтт, пять лет. Поживет с моим братом и его женой, пока не найдем Аманду.
При упоминании о сыне Лайонел оживился.
— Отличный парень, — сказал он и сам чуть смутился от такого явного проявления родительской гордости.
— А Аманда? — спросил я.
— Чудесный ребенок, — сказала Беатрис. — Но она слишком маленькая, вряд ли могла уйти сама.
Аманда Маккриди исчезла три дня назад. С тех пор, казалось, весь Бостон сосредоточился исключительно на ее поисках. Полиция задействовала в них большие силы, чем четыре года назад при охоте на Джона Сэлви после стрельбы в клинике абортов. Мэр пообещал придать поискам Аманды приоритет перед другими городскими делами. СМИ только и говорили что об исчезновении ребенка: этой теме посвящали передовицы обе утренние газеты, она же шла главным материалом в вечерних новостях всех трех основных телеканалов, и каждый час, перемежая мыльные оперы и беседы в студии, выходили специальные новостные выпуски.
И за три дня — никакого результата. Даже намека на результат.
Аманда Маккриди к моменту исчезновения прожила на этом свете четыре года и семь месяцев. Мама уложила ее спать в субботу вечером, заглянула к ней около половины девятого, а на следующее утро в начале десятого увидела пустую кроватку.
Приготовленные на утро розовая футболка, джинсовые шортики, розовые носочки и белые кроссовки исчезли, как и любимая кукла Аманды по имени Горошина, светловолосая копия своей хозяйки. Следов борьбы в комнате не обнаружили.
Хелен с дочерью жили на втором этаже трехэтажного дома. Аманду могли похитить, поставив лестницу под окно спальни и открыв раму с москитной сеткой, но вряд ли. Ни на этой раме, ни на подоконнике не нашли никаких следов проникновения в комнату, в земле под окном углублений от лестницы не осталось.
Если четырехлетний ребенок не вздумал вдруг сам уйти из дому посреди ночи, значит, похититель вошел через парадную дверь. Он не взламывал замок и не отжимал дверь от косяка, в этом попросту не было необходимости — дверь держали незапертой.