Патриот. Жестокий роман о национальной идее
Шрифт:
— Твое здоровье, Германн. Ответишь старику на вопрос-то?
— Да откуда мне знать! Я же говорю: искали ее весь день, звонили. Да вот и сейчас можно попробовать. Вот я, — Гера взял телефонную трубку, — наберу сейчас ее номер…
— Да ладно, — генерал Петя махнул рукой, — меня, как ты сам, быть может, понимаешь, во всей этой истории интересует, не появится ли она вновь, и притом совершенно внезапно, когда ее уже и искать никто не станет. Или, скажем, не она, а какие-нибудь ее запчасти.
— Да что это вы такое, Петр, говорите? Какие такие запчасти?
— Какие? Ну, скажем, части разрубленного тела, какие-нибудь там… Мало ли. Не под коньяк же мне о таких подробностях рассказывать.
Гера очень старался держать себя в руках. Но у него, водившего, бывало, за нос отпетых
— Да что с ней такого могло бы приключиться? Может, загуляла… Может, она у Рогачева дома! Откуда мы знаем? Он мне что-то ни разу за сегодняшний день не позвонил, хотя повод есть. Согласитесь?
— И не позвонит. У него сейчас других забот добавилось.
— В смысле? Каких?
— Нас с ним вызывали «туда». — Генерал Петя поискал на стене портрет и, не найдя его, так удивился, что даже переспросил: — А где?
— Что?
— Портрет?
— Какой?
— Не «какой»? А «чей»?
— А у меня и не было. — Гера выглядел пристыженным и даже слегка покраснел.
— Плохо. Очень плохо. Как же мне из тебя государственника сделать, если у тебя на стене нету портрета? Ладно. Так вот, вызвали нас «туда» и поставили задачу… Ты помнишь, о чем ты вещал на моем сабантуе?
— Ну, разумеется.
— А вот скажи мне на милость: ты это от сердца говорил или потому, что человек этот, который запаздывал, а потом все-таки появился, рядом сидел? Только честно говори, мне врак твоих не надо.
— Честно. А кто там, рядом с вами, сидел? Я же не знаю. Чего думал, то и сказал, и сейчас повторить могу. Да и чего мне повторять-то! Вон в Интернет зайдите, там все только об этом и судачат. Одни мои, которые с квадратиками эту идею в мозги внедряют, другие мои, которые вроде как на ЦРУ работают, с ними лаются. Движение полным рублем идет, Петр.
— Цэрэушники-то довольны?
— Не знаю… Это надо у Киры спросить, как появится. Она же у нас коммуницирует с этой шпионской швалью.
— Угу… Понятно. Так вот «там» твоя идея очень понравилась, если не сказать, что вызвала восторг. Базис ты подвел хороший. Правильный базис. Нам американщины тут не нужно, у нас народ к самобытности тянется, а все американское и прочее на дух не переносит. Тут ведь главное что? Главное, как все подать, на чем преподнести. Нельзя же, прости господи, намазать на черствую корку заварного крема и попытаться нашим людям это впихнуть в зубы, мол, жрите! Пирожное! Нет. Сейчас времена другие. Надо, чтобы все вкусно было и сладко. Вот вам, граждане, расклад: Конституцию при старике писали, время лихое было, как сейчас помню. Никто ни хрена, окромя марксизма-ленинизма, ничего не знал, вот и скопировали… Президентский срок, президентский срок!.. А нонче все у нас по-другому и надо за стабильность бороться! Не будет ее, народ затоскует, а нельзя, чтобы народ тосковал. Народ веселиться должен. А если он не станет веселиться, то начнет грустить, а ежели начнет грустить, так начнет и думать, а начнет думать — такого надумает, что, чего доброго, из Красной площади хохляцкий Майдан сделает, и все тогда. Кранты. И нам с тобой и с… Я тебе портрет с курьером вышлю. Хер с нами, в масштабе российском, так сказать. России самой кранты придут, вот ведь что самый караул! Так вот твой Рогачев вроде как с веселухой для народа справился. Достаточно телик включить, чтобы понять, что здесь у него все получилось. А когда разговор зашел о твоей идее, то прямо взвился весь на дыбы! — Генерал
— Какой референдум? — Гера подался вперед, настолько эта тема его захватила.
— А вот какой! Президент — он кто? Президент — он народный избранник. Он вроде как генеральный директор, управляющий, топ-менеджер, как сейчас модно говорить. Вот ты мне скажи, Гера: в любой компании, даже самой большой, управляющего что, раз в четыре года переизбирают?
— Не-а. Как кто работает, тот столько и место занимает.
— Вот! — Генерал Петя поднял указательный палец. — Правильно! Потому как на хрена переизбирать человека, который работает хорошо? Президент чего? Облажался хоть раз? Да никогда! Он народу нравится, и не за просто так, а за то, что дело делает! Он на свой карман не работает — это я тебе как знающий человек скажу. Да ты погляди! Когда старик бухой не мог на ковровую дорожку из самолета вылезти, весь мир над нами угорал, а теперь все языки засунули поглубже, потому что сказать-то нечего! Человек в авторитете не только в собственной стране, но и за границей. Молодой, здоровый как бык, умный, епть! То есть соответствует всем критериям хорошего генерального директора. Так какого хрена его переизбирать? А Рогачев рога растопырил и надулся. «Нет, — говорит. — Нельзя выборы заменить референдумом. Никакая, — говорит, — пропаганда этого не в силах сделать».
— И чем дело закончилось? — Гера был в состоянии эйфории оттого, что понял: Рогачев «просел» и после такого подняться у него нет никаких шансов.
— Мы вышли, потом я еще четыре часа с ним препирался, хотели Поплавского позвать, да он в штаны напустил, интеллигент, блядь. Сказал, что приболел. Короче, Гера. Есть мнение, что Рогачева пора менять. И мнение это окончательное и обжалованию не подлежит. Так что действуй, сынок.
— А я-то, Петр, здесь каким боком?
— Только ты можешь его поменять.
— Я не совсем понимаю вас. Кого я могу… Хотя это понятно. Как?
Генерал Петя устало вздохнул:
— У тебя там, внизу, при входе фотография водилы твоего умершего?
— Да… Это Володя, мой шофер. Вернее, был моим шофером. Он умер вчера днем. Я фотографию распорядился поставить и на венок собрать. Сам сдал…
— А от чего он умер?
— Я не знаю. Жена толком ничего не объяснила.
— Так я скажу тебе, от чего он умер, Гера. Умер он от СПИДа, вирус которого ты ему в пойло подмешал, вот жаль только, не знаю я, куда именно. Может, сам ответишь? Так в чай или в кофе? Мне-то Славик рассказал, что это лучше всего с горячими жидкостями усваивается. Гер, не надо, — видя, что Гера приготовился обороняться и изображает на лице благородный гнев, — я не прокурор. Я не обвинение тебе приехал предъявить, я к тебе с предложением при-ехал. Ты можешь, конечно, отказаться, но тогда я тебе прокурора прямо сюда приведу. Самого Чайкина, благо он мне кореш лепший. Ну?! Чего десны мнешь, щегол?!
— В кофе, — выдавил Гера и понял, что сейчас не выдержит и расплачется, как пятилетняя девочка над разбитой чашечкой от игрушечного сервиза.
— На-ка вот, — генерал Петя налил ему коньяку и придвинул рюмку. — Пей, отравитель ты хренов. Пей, тебе говорят!
Гера выпил. Зубы его стучали по краю рюмки. Выпил и закрыл глаза. На короткое мгновение показалось, что вот он их откроет, и все изменится. Открыл и увидел генерала Петю. Нет чудес на свете.
— А за что? Это ведь он Брикер уработал, да?
Гера вдруг успокоился. Чего тут теперь мельтешить? Будь что будет.
— Да. Я не хотел, Петр. Но он стал меня тюрьмой пугать, сказал, что расскажет, что это я его нанял. А Брикер хотела у меня все отобрать. Начала с «ЖЖ», потом бы ей Рогачев все передал, а меня бы отжал… Ну вот… Теперь вы все знаете. Давайте, звоните своему прокурору, пусть приезжает, я все расскажу под протокол. Только вы мне скажите: а как вы так быстро догадались? У меня ведь и алиби есть, я с соседкой за жизнь час тер и чаи гонял.