Патруль
Шрифт:
А ведь и верно – когда мы с Грегом уходили отсюда, осмотрев подпол, напарник сказал, что ему надо еще разок оглядеться, и попросил меня выйти из дома – одному, дескать, сподручнее. Помнится, тогда он отсутствовал всего несколько минут. Потом, перед нашим отъездом из деревни, велел крестьянам принести к дому Сташи все те вещи, которые жители забрали из дома умершей женщины, и там же, зайдя в дом, взял содержимое ухоронки. Теперь мне хотя бы понятно то, отчего нынешняя владелица этого дома так перепугана: а то как же, в их доме патрульные уже не в первый раз что-то ищут, а что именно –
– И что в той ухоронке было?
– А вот это уже не ваше дело, да и не мое тоже. Я к той закладке в стене и близко не подходил – неприятно. Эту ухоронку еще прадед Сташи заложил, перед смертью о ней родственникам говорил, правда, сказал не все – прадеда внезапно удар хватил, помер быстро, изъясняться в то время он почти не мог, только мычал, пытался произнести хоть что-то...
– Родственники потом ту ухоронку нашли?
– Сын хозяина нашел – он слова отца понял, пусть и кое-как. Ну, открыл, поглядел на то, что там есть, да и снова закрыл. Решил, что коли его отец помер, не сказав все, что хотел, то значит, Небесам так было угодно, а с ними спорить не следует. Потом уже он перед своей смертью детям сказал об ухоронке, и велел ее не трогать. Никто ее и не касался, даже к тому месту особо не притрагивались, да и не говорили об этом никогда.
– А сестра Сташи...
– Не любил я ее. Вертихвостка была еще та! Красы в ней, как и в Сташе, особой не было, ума тоже не наблюдалось... Одно слово – дура. Вышла замуж за какого-то проезжего молодца, который мне совсем не понравился. Прохиндей был еще тот, в деревне бы такой не ужился. Помнится, в приданое за дочкой отец все деньги отдал, какие за многие годы в семье скопили, а тех денег было немало!.. А вот Сташа была хорошим человеком! Ой, как жалко ее!
– Сестра Сташи знала об ухоронке?
– Конечно, знала. Только ее отец, незадолго до отъезда дочки, наложил на нее заклятие, чтоб она о той ухоронке не помнила – знал, бедолага, что девка бестолковой уродилась, скажет что угодно и кому угодно! Заклятие, как видно, действовало, сестрица Сташи об ухоронке и не помнила, а перед смертью с нее заклятие сошло, вот и рассказала своему сынку о семейной тайне. Потому тот сюда и заявился, чтоб свою лапу наложить... – внезапно голос домового стал слабым. – Все, поговорили мы с вами – и хватит, идите отсюда подобру-поздорову!
– Спасибо тебе, хозяин... – поклонился Себастьян, но ответа не было. Как видно, домовой решил, что общения с гостями ему хватило с лихвой, и нам оставалось только еще раз поклониться, и уйти из дома. Во дворе нас ждала нынешняя владелица дома, которая чуть испуганно смотрела на нас – как видно, боялась, как бы мы ей не сказали какие-то страхи о доме, в котором она сейчас живет.
– Ну что ж, хозяюшка, все в порядке... – Себастьян улыбнулся. – Беспокоиться вам не о чем, живите спокойно. Одно вам можем посоветовать: домовой в этом доме хороший, вы его не обижайте, а он-то о вас всегда позаботится. Вы уж относитесь к нему со всем уважением, и тогда будете за ним, как за каменной стеной.
– Ой, спасибо!.. – судя по неподдельной радости на лице женщины, мы сняли с ее души
– Ну и хорошо!..
Когда мы вновь шли по улице, напарник поинтересовался:
– Ну, что скажешь?
– Тут все предельно ясно, кроме одного – что там находилось, в этой самой ухоронке. Ты сам сказал – книга, артефакт и лист бумаги...
– Скорее, пергамента.
– Хорошо, пергамента. Вопрос в том, что за текст был на том самом пергаменте.
– Тут я с тобой полностью согласен: кажется, все упирается в этот самый листок. Понятно, что там вряд ли написаны фривольные стишки или любовная серенада... Кстати, Алана, как ты отнесешься к прогулке по лесу с интересным мужчиной?
– Все зависит от того, кем будет этот самый интересный мужчина... – усмехнулась я.
– То есть как это – кто?.. – удивился Себастьян. – Мне странно слышать подобные слова. Интересный мужчина – это ж я, разумеется! Учти – если будешь утверждать обратное, то нанесешь мне глубокую душевную травму!
– И что мы будем делать в лесу?
– Вообще-то я бы не отказался от отдыха наедине – ты, я и все такое прочее... Обещаю – разочарована не будешь!
– А если серьезно?
– Своими безжалостными словами ты опускаешь меня с небес на землю, а раз так, то придется вспомнить печальную прозу жизни. Суди сама: если мы по приезду сюда сообщили всем и каждому, что разыскиваем по лесам очередную нечисть, то в деревне нам оставаться не стоит, и надо хотя бы сделать вид, что мы вовсю сгораем на службе.
– Ты же вроде собирался пообщаться с двумя дедушками, поговорить с ними о жизни.
– Почему собирался? Я и сейчас рассчитываю на то, что дедули поделятся со мной воспоминаниями о давно минувших днях. Надеюсь, со старичками до нашего возвращения ничего не случится. Ну, а пока что веди меня к здешнему кладбищу, вернее, к лесу, который находится рядом с ним.
– Зачем?
– Странный вопрос! Говорю же – будем осматривать окрестности и любоваться здешней природой. Сама понимаешь – лес возле кладбища вряд ли отличается от того, что находится вокруг Сельцов. Конечно, если у тебя возникнет желание несколько, скажем так, разнообразить наше скучное существование, то в этом похвальном намерении можешь целиком и полностью рассчитывать на меня – не откажусь и не подведу.
– Господин маг, вы можете быть серьезным?
– А с чего мы это вдруг перешли на «вы»? И вообще, человека серьезней меня еще надо поискать! А вот что касается тебя, то улыбайся почаще – так ты сразу становишься похожей на портрет моей прапрабабки, который находится в фамильном замке нашей семьи, среди прочих полотен с изображением моих предков. Прапрабабушка была красавица из числа тех, при виде кого у мужчин голова кругом идет, говорят, даже король был ею очарован. Правда, надо признать, что подобное внимание коронованной особы очень не понравилось моему прапрадедушке, а характер у него был весьма крутой, так что для прапрабабушки очень печально закончилась попытка позволить себе лишнего и стремление сбить короля с пути истинного...