Паук и Пеппи

Мелоди Ева

Pov Паук.

– И что, они до сих пор там? – Голос Егора полон любопытства.

Я переодел рубашку и вздохнул.

– Ага. Окопались. Полиция вроде проверила, этот чулан принадлежит им. Поэтому у нас нет ключей. А мы-то гадали, что за той дверью. Теперь знаем – куча рухляди и две сумасшедшие бабы.

– Интересно, что они собираются там делать?

– Ну, жить они там точно не имеют права. Это нежилое помещение. Если завтра не свалят, снова ментов вызовем.

– Эй, Леха, ты чего такой сердитый? – усмехнулся Егор. – Это всего лишь две несчастные женщины. Может, им некуда идти?

– Они ненормальные, точно тебе говорю. На фиг нам такое

соседство? Слышишь, как трубы шумят? Это точно они устроили.

– Ну ладно, Паук, давай, я погнал домой. Впереди выходные, хоть высплюсь как следует. Почти месяц без выходных отпахал, пока ты в отпуске прохлаждался, – расслабленно зевнул Егор.

– Ты же знаешь, меня бесит это прозвище, не называй так, – поморщился я.

– Да ладно, подумаешь, трепетный какой. Тебя со школы так зовут.

– Вот-вот. Мы давно не в школе. Я ж тебя не зову Пончиком, – говорю излишне резко, но Егор только смеется в ответ:

– Меня так до сих пор Верка зовет. И ничего, сейчас мне даже нравится. Ладно, я уехал. И никаких форс-мажоров, на две недели номер мой забудь. Завтра с Веркой в Турцию улетаем. Сам разгребайся тут. И новеньких барышень не обижай! Одна из них, кстати, весьма симпатичная. Был бы я одинок…

– Давай, дуй на свой отдых, – отвечаю сердито. – Бабник.

– Ну до тебя далеко, Паук, – смеется Егор, садясь в машину.

***

Меня всегда бесило это прозвище. Однажды, еще в старших классах школы, брошенная невзначай фраза прилипла ко мне намертво:

– Ты как паук проклятый, Леша! Все телки вязнут в твоей паутине, до единой! И чего только находят?

Я уже и не вспомню имя той, которая так мимоходом дала мне это прозвище. Но, кажется, я крепко ее обидел, раз с таким неистовством сказала. На весь класс. С тех пор меня так и звали. Сначала мне даже нравилось. Предупрежден – вооружен. Пусть знают, что я из себя представляю. Бездушное насекомое – именно таким я себя и ощущал. Менял девок как перчатки, не задумываясь ни о чем, ни на секунду. Трахал и бросал, иногда даже не запоминая имени, просто так, потому что они давали, лезли, а я брал. Никогда ни за кем не ухаживал, не добивался. Про любовь вообще ни единой мысли, ее я ни к кому не чувствовал. Только равнодушие и скуку. А они все равно лезли, потому что красивый. Картинки всегда достаточно, чтобы хотеть.

А я ненавидел свою внешность. Бесился, когда называли красивым. Ничего, кроме неприятностей, правильные черты лица не приносят. Только лишнюю зависть и злобу, которой и так нажрался с детства в избытке. Ненавижу, когда со мной заигрывают. Не терплю кокетства.

Когда называют красавчиком, впадаю в бешенство. Потому что глубоко внутри живет полная противоположность. Я – урод.

Глубоко затягиваюсь сигаретой, глядя вслед скрывшейся машине Егора. Один из немногочисленных друзей, еще со школы, он был, пожалуй, самым близким для меня человеком. Но ни хрена обо мне не знал. Если бы хоть намекнуть, какой отпуск провел я, пока Егор тут надрывался, пахал за меня в чертовом банке… Но зачем портить радужную картинку. Пусть отдыхает, наслаждается Веркой, турецким солнцем. Я не люблю грузить друзей своими проблемами. И с жиличками, что так нагло заняли площадь по соседству, разберусь. Пока отец не узнал, а то придет в бешенство, и этим дурищам только хуже будет.

Надо как-то им объяснить, что бы они ни планировали сделать с помещением, это будет не лучшее соседство для главного в городе банка. Особенно, если он принадлежит влиятельному и весьма опасному человеку – Дмитрию Николаевичу Садовскому. Вот только как объяснить, если одна из них смотрит на меня до того пронизывающим холодом взглядом, аж замерзаю. Прямо колет меня своими глазами-сосульками. И откуда только лед берет? Либо смотрит сквозь меня, как будто я прозрачный. Это забавно. Я так устал от липких оценивающих взглядов, а тут прямо новизна ощущений. Нет, я, конечно, понимаю, что при первой встрече был не слишком любезен. Но я всегда такой, а бабы все равно из штанов выпрыгивают, залипая в моей паутине, будь она неладна. А у этой что, иммунитет?

Интересно,

если я попробую изменить тактику, стану обаятельным милахой, как быстро ее лед растает? Наслаждаться холодом или растопить, вот в чем вопрос… Но она, безусловно, интригует. Цепляет. Никакой жеманности, никаких манерных поз. Обычно бабы ведут себя так, что хочется либо трахнуть и сбежать, либо просто сбежать побыстрее. Ненавижу тупое хихиканье, хлопанье ресницами, томный голос. Прямые предложения «без купюр» ненавижу еще сильнее. Егор мне на это говорит, что я зажравшаяся сволочь, которая не ценит то, что дала природа. Но я не хочу быть рабом своей рожи. Я хочу, чтобы меня оценивали, как личность. А личность из меня хреновая. Злая на весь мир, полная ярости и ненависти. Таким меня вырастили, такой сделала меня жизнь, а может, я таким родился. Я уже не знаю. Но почему-то именно уродливая начинка озверело хочет любви, со столь же яростной жаждой, с какой внешняя обложка отрицает даже саму возможность существования истинного чувства.

Глава 4

Открытие парикмахерской мы решили сделать отметить на широкую ногу. Разнесли листовки во все ближайшие магазины, кафе, Тамара не обошла вниманием даже поликлинику. Организовали прямо на улице фуршет с шампанским, даже музыкантов наняли. Все прошло очень дружелюбно и весело. Раздали кучу визиток. И да, конечно же, наняли двух симпатичных девочек, очень похожих друг на друга. Даже на мой художественный взгляд, отличия ускользали настолько, что я никак не могла запомнить, кто из них Аня, а кто – Таня. Одна – парикмахер, другая – маникюр. Как раз для фуршета девочки продемонстрировали нам свое мастерство, так что вечером мы с тетушкой блистали – свежие, идеальные и с роскошными прическами. Яркая разноцветная вывеска «Бабочка» радовала глаз. Название мы выбирали долго, перебрав множество вариантов, но остановились на довольно простом. На фуршете мы познакомились с большинством людей, работающих в соседних зданиях. Обстановка была непринужденной, и по окончании праздника работа нашего салона была расписана на неделю вперед, что очень воодушевляло. Вот только наши соседи, работники злополучного банка, не были рады многолюдному гулянью, развернувшемуся возле их порога. Смотрели, куря на крыльце, как всегда хмуро, сторонясь нашего веселья. Но мы с тетушкой, переглянувшись, решили не портить себе настроение из-за невоспитанных соседей.

***

Ночью, лежа в постели, подложив руки под голову и уставившись вверх, наблюдаю за маленьким паучком, размеренно создающим свою миниатюрную вселенную в углу потолка, освещенном светом лампы. И вдруг понимаю, что совершенно не скучаю по прошлому. Ни по устроенной жизни, ни по Олегу. Конечно, по родителям я тосковала. Особенно по отцу, к отсутствию мамы я давно привыкла. И все же мне нравилась наша жизнь, полная пусть мелких, но интересных и интригующих событий. Тамара с головой окунулась в жизнь городка, каждый день она знакомилась с новыми людьми – работа в сетевой компании заставила ее в этом поднатореть, – поэтому с людьми тетушка сходилась молниеносно. В душе она всегда склонялась к работе в социальной среде, сразу же организовала что-то вроде домоуправления на улочке, где мы поселились. Она и в «Развалинах» была старшей по подъезду, но все равно я не уставала удивляться этой кипучей энергии и страсти к общению с людьми.

Я же была полной противоположностью Тамаре. С людьми всегда сходилась трудно, предпочитала держать дистанцию. Сказывалась, возможно, профессия: я автоматически рассматривала людей прежде всего, как объект для изучения, а не как собеседников или друзей. В уме развешивая ярлыки и пристально рассматривая, отчего и люди, даже не зная о моем призвании, относились ко мне настороженно. Наверное, со стороны мы выглядели донельзя странной парочкой, неизвестно откуда взявшейся в маленьком городке, где все друг друга знают. И где одно из любимых развлечений – сплетни, а личная жизнь каждого – как на ладони. Трудно привыкнуть к такому после Москвы. Впрочем, строить здесь личную жизнь я совершенно не собиралась.