Паук раскинул сеть
Шрифт:
– А не было ли среди её клиентов...
– соэр описал герцога.
Владелица ответила отрицательно и заверила, ошибиться не могла.
– Хотите, книгу проверьте.
Соэр проверил. Он помнил почерк министра, но ничего похожего среди подписей не нашлось. Брагоньер просмотрел клиентские книги (подобные вели все заведения высшего класса и хранили на всякий случай годами: порой такие записи помогали решать проблемы) за пять лет - бесполезно. Даже меняя почерк, человек всё равно не избавился бы от характерных петелек и нажима.
– А без записи?..
– Мы порядочное заведение, -
Брагоньер не успел ответить: почувствовал затылком чей-то взгляд. Обернувшись, он увидел Эллину. Та стояла, комкая рубашку, явно не зная, куда деть пальцы от волнения. Возле рта залегла плаксивая складка, в глазах - немой укор. Неужели подумала, будто Брагоньер развлекался за её спиной?
– Девочки меня отныне интересуют только как следователя, - повысив голос, ответил соэр. Реплика предназначалась для Эллины, и та виновато улыбнулась, просветлела лицом.
– Вас обеих же ждут в Управлении для опознания тела. Завтра к полудню, кабинет господина Ирджина.
Пусть взглянут на убитую и скажут, работала ли та проституткой. Если да, история становится всё запутаннее.
– Устала?
– Брагоньер и не думал скрывать своё отношение к Эллине.
Работницы борделя оказались догадливыми и деликатно вышли за дверь. Кажется, 'мама' бранила брюнетку за то, что та не сумела соблазнить инквизитора.
Гоэта кивнула и присела рядом с любовником.
– Вижу, тебе здесь привычно, - против воли в голосе Эллина промелькнула горечь. От одной мысли, что некогда какая-нибудь из тех девиц в общей гостиной касалась соэра, ласкала его, тошнило.
– Мерзкое место!
– По-моему, хороший бордель, - пожал плечами Брагоньер и неожиданно ухватил гоэту за подбородок, заставив посмотреть себе в глаза. Пальцы несильно сжали, просто фиксируя, не желая причинить боль.
– То, что ты сказала в экипаже, правда?
– Что именно?
Эллине стало неуютно под взглядом любовника. Он опять обжигал, стал взглядом инквизитора, таким, каким гоэта увидела его впервые.
– Ты знаешь, - нажимал Брагоньер.
– Да или нет?
Гоэта смутилась и попыталась отвернуться. Куда там! Пальцы Брагоньера сжались сильнее, не позволяя избежать неприятного ответа.
– Ольер, пусти!
– зашипела Эллина.
– Мне больно!
– Прости, но иначе ты сбежишь.
– Ты сам знаешь!
– сердито выпалила гоэта и ударила его по руке. Хватка разжалась, и Эллина вскочила на ноги.
– Я не преступница, чтобы практиковать на мне свои штучки, демонов инквизитор!
Брагоньер сначала насупился, а потом расхохотался. Эллина недоумённо смотрела на него: на её памяти соэр никогда не смеялся. Только вот в глазах смешинок нет.
– Да, теперь я знаю, - отсмеявшись, самодовольно улыбнулся Брагоньер, - и мучить больше не стану. Я всегда говорил, госпожа Тэр, вы не умеете скрывать правду и всегда говорите больше, чем хотите.
– Полагаю, всё, что узнала, расскажешь уже в гостинице, - соэр вновь стал серьёзным.
– Не вижу необходимости задерживаться в неприятном тебе месте.
Глава 10.
Её величество Алисия ли Аризис, супруга его величества Донавела, покачивала ножкой в розовых домашних туфлях на каблучке. В своём будуаре она позволяла себя подобные вольности, хотя за его дверьми не надела бы такой безвкусицы, как поросячий цвет. Только пепел розы, остальное - дешёвка.
Кремовое утреннее платье без корсажа не скрывало пышных форм, которые восхвалял, искренне и ради почестей, не один поэт. Королева действительно была хороша, даже лёгкая полнота после родов ничуть не испортила её. Лицо сохранило все те черты, которые некогда принесли её величеству льстивое имя смертного воплощения Сораты. Никакой сладости, никакой надменности, идеальная кожа, мягкая линия губ, длинные ресницы и пронзительные, небывалой чистоты глаза цвета корицы.
Вокруг её величества кружком расположились фрейлины. Они пили кофе и услаждали слух королевы последними сплетнями.
– Что герцог?
– её величество потянулась к подносу с письмами и взяла первое попавшееся. Ближайшая фрейлина поспешно подала госпоже нож для бумаг.
– Надеюсь, он уже оправился? Подумать только, покушение в самом центре столицы!
– Он ещё не выходит, ваше величество, но опасность миновала. Подумать только, сначала дочь, потом его светлость!
– придворная дама картинно закатила глаза. На самом деле судьба министра её ничуть не тревожила.
– Преступники будут наказаны по всей строгости закона. Я лично прослежу, - королева пробежала глазами письмо и, отложив в сторону, взяла следующее.
– Распорядитесь, сегодня я навещу Арлана ли Сомераша. Полагаю, - её величество на мгновение задумалась, - в полдень, чтобы не беспокоить больного. Шесть покушений, бедный герцог!
– Осмелюсь возразить, ваше величество, бедные преступники, которые пытались его убить, - улыбнулась полная дама в летах.
– Господин министр известен любовью к наказаниям.
– Вы правы, Амелия, его методы излишне суровы.
Королева наморщила нос. Она не терпела крови и пыток, но признавала, на таких людях, как Арлан ли Сомераш, держится королевство.
Очередное письмо отправилось в сторону, на рассмотрение секретаря. Её величество редко сама отвечала на просьбы и ещё реже дочитывала послания до конца. Вот и теперь, вскрывая очередной конверт, она собиралась, пробежав первую строчку, отложить его, но судьба распорядилась иначе.
Сначала королева решила, будто ей почудилось, но нет, зрение не подвело. Её величество мгновенно выпрямилась и, невежливо повернувшись спиной к напрягшимся, будто легавые собаки, фрейлинам, жадно пробежала глазами строки.
Первой мыслью стало - сумасшедший! Второй - ей давно не писали таких писем. Третьим в сердце вцепился липкий страх.
'Я мог бы написать десятки комплиментов, но женщина вашего ума воспримет их с усмешкой. Да и что такое слова? Пустое сотрясание воздуха. Любовь доказывают делами, и я вскоре это сделаю. Надеюсь увидеть на вашем пальце моё кольцо. Этим вы осчастливите меня и получите не только моё сердце, но верность, преданность. Поверьте, они вам потребуются.