Паук в янтаре
Шрифт:
С легким шорохом через голову опустилась юбка. Доминико ловко расправил складки, разглаживая льнущую к бедрам ткань. Грудь мягко обнял обтянутый темным атласом корсет. Я выпрямилась и, выдохнув, задержала дыхание, чтобы позволить супругу туго затянуть ленты, но Доминико был осторожен, словно опасался причинить мне боль.
Горячие пальцы скользнули вдоль позвоночника, обжигая сквозь тонкую ткань нижней рубашки. Каждый новый виток шнуровки — как сладкая пытка. Хотелось большего — кожи к коже, энергии к энергии. Хотелось забыть о приличиях, о ярком полуденном
Вот только у меня не было права на подобные чувства. Ментальная магия требовала абсолютного самоконтроля. Всегда и во всем — во время болезни, во сне, в порыве страсти — я должна была сдерживать желания, сознательные и бессознательные. Я знала: если ослабить контроль, любая случайная мысль, любой минутный порыв мог передать ментальный приказ. Я могла превратить другого человека в послушную марионетку, лишить его собственной воли, собственных чувств. Могла случайно повлиять на Доминико, и это обесценило бы то хрупкое счастье, что зарождалось между нами. Сделало неискренним, ненастоящим, навязанным.
И вдруг — точно удар молнии — я остро ощутила жаркое прикосновение к шее над кружевным воротничком нижней сорочки. Я дернулась в руках Доминико, чувствуя, как натянулись ленты корсета.
— Туго?
Я покачала головой.
— Так нельзя, Доминико. Ты же верховный обвинитель. Ты должен знать… касаться обнаженной кожи менталиста может быть смертельно опасно. Одной секунды, одного мгновения достаточно для того, чтобы он подчинил тебя.
На плечи опустилось тяжелое верхнее платье.
— Может, — горячее дыхание обожгло шею, когда Доминико, склонившись, закрепил на корсете спрятанные под кружевами застежки, почти обнимая меня сзади, — мне хочется быть подчиненным… тобой.
— Не шути так, — тихо сказала я. — Не надо.
Он словно бы не слышал меня — или не хотел слышать. Сейчас, пока ментальная магия не восстановилась, подобные вольности ещё могли не иметь последствий, но что будет, когда — если — силы вернутся ко мне? Что я должна сказать или сделать, чтобы он понял: любой, абсолютно любой менталист представляет угрозу для окружающих. И я… не готова была рисковать… им.
Ладони супруга легли на плечи и мягко развернули меня к нему. Я посмотрела в его желто-карие глаза, пытаясь передать взглядом все то, что занимало сейчас мои мысли, но Доминико лишь улыбнулся.
Он мягко очертил кончиками пальцев контуры моего лица — обнаженная кожа скользнула по обнаженной коже. И я почти задохнулась от резко нахлынувшего чувства собственной уязвимости. Бесконечной уязвимости.
— Я тебе доверяю, — только и сказал он.
Я упрямо покачала головой.
— Нельзя доверять менталистам.
— Я доверяю тебе, — с нажимом повторил Доминико. — Безоговорочно. Полностью. Ментальная магия — не более чем инструмент, и только от человека зависит, как именно он будет ее использовать. ты… ты одна из самых благородных людей, которых я знаю. Твоим самоконтролем, Яни, можно только восхищаться. Такая сила в хрупкой оболочке тела. Другого, другую, она бы развратила таким манящим обещанием безнаказанности, таким простым, таким близким, таким легким способом получить желаемое — прямо здесь, прямо сейчас, не считаясь с желаниями других, не считаясь с самим их существованием… Но не тебя. Поверь, в отделе магического контроля мне не раз доводилось сталкиваться с менталистами. Многие из них были подобны Витторио Меньяри, некоторые — неспособны справиться с собственной силой, и лишь единицы оставались… людьми.
— Ты очень рискуешь…
Руки супруга сомкнулись за моей спиной, привлекая меня к жесткому горячему телу.
— Я готов рисковать, если такова цена, которую надо заплатить за возможность касаться любимой женщины.
Его слова заставили меня замереть. Я не могла отвести от него завороженного взгляда. В его глазах, казалось, горел черный огонь магии, разрушительная сила наследника Ниаретта — та, что взрывает кристаллы и сносит… нет, испепеляет любые преграды на своем пути. Сила, которая ждала моего решения, моего согласия, моего маленького движения навстречу.
Этого движения.
Я просто качнулась вперед. Потянулась, будто случайно, не до конца осознавая, что делаю, и наши губы соприкоснулись — легко, невесомо, словно бабочка мазнула крылом.
И что-то случилось.
Я должна была отстраниться, должна была отпрянуть, когда вдруг остро ощутила зарождающийся в нем темный шторм. Но все мое существо, напротив, замерло в нервном предвкушении — каждая клеточка тела застыла, желая большего, и я разомкнула губы, выдыхая, впуская голодную черную энергию Доминико, раскрываясь для этого поцелуя.
Жаркая ниареттская магия ворвалась в тело мощным потоком, заставив задохнуться от упоительного чувства наполненности. Сердце застучало быстрее, возвратившаяся враз сила опьянила, вскружила голову. Наверное, дело было в совместимости наших энергий, дополняющих друг друга — или, быть может, дело было в самом Доминико — я не могла сейчас сказать точно. Знала лишь, что никогда и нигде не чувствовала себя настолько живой. Настолько счастливой.
Ладонь супруга легла на мой затылок, мягко, но властно притягивая ближе. Я выгнулась, подчиняясь, прижалась к нему, запустила пальцы в густые темные волосы. Мир вокруг словно перестал существовать. Остались лишь мы посреди черного водоворота, сплетавшего наши тела на каком-то особенном, глубинном уровне.
Мне не хотелось, чтобы этот поцелуй заканчивался.
Вечность спустя Доминико выпустил меня из объятий. Я замерла, чувствуя, как колотится сердце. По телу эхом расходились волны темной энергии, наполнившей меня в момент поцелуя. Казалось, за эти мгновения я восстановила резерв сильнее, чем за все предыдущие дни.
Губы Доминико вновь коснулись моих губ. Я заглянула в его глаза и увидела там отголоски собственного счастья.
— Ради такого я готов рисковать еще и еще, — произнес он. — Ради такого я готов изменить мир.