Паутина
Шрифт:
— Вот ирония… Почему меня не назвали Геллертом? Ну, или Златопустом? — Рон воткнул лезвие ножа в спинку старого стула.
— Важно не только, как тебя назовут, Рон, а насколько это имя тебе подходит. Еще тут говорится о том, что первичный носитель должен дать согласие на наследование его имени. И вообще все это сложно и редко, магия не исследована, и строится вся теория на некоторых примерах…
— Гермиона, будь другом — читай про себя. Мне совершенно наплевать на все это…
Гермиона подняла глаза на мужа.
— Но, Рон, это важно. Ведь Гарри…
—
— Но, Рон, он ведь наш друг… Мы должны ему помочь, ведь сейчас ему тяжело. Он потерял Джинни…
— Он потерял Джинни?! — мужчина навис над ней, зло сверкая глазами. В них теперь редко можно было увидеть ее Рона. Чья-то чужая, звериная тень скользила в раньше теплых, родных глазах. — Он?! А я не потерял ее?! Твой Гарри во всем виноват! Он никогда не ценил ее! Она вечно его ждала! Постоянно переживала! А Гарри было плевать! Он думал, что так все и должно быть! Он сам во всем виноват! Он! Один! Это он убил ее!
Гермиона с трудом дышала и старалась не зажмуриться от ярости, что он выплеснул ей прямо в лицо. Щеки и уши Рона были красными, а сжатые кулаки побелели. Он судорожно сжимал в правой руке складной ножик.
— Рон, что ты говоришь… — простонала она, накрывая его руку своей, но он отшатнулся. — Ты же так не думаешь…
— Думаю! Но ведь не ты, правда, Гермиона?! Святой Гарри Поттер! — кричал Рон, и Гермиона испуганно за ним следила, понимая, к чему может привести его вспышка гнева. Это уже однажды случалось, и Гермионе пришлось запереть мужа в комнате. Она судорожно пыталась вспомнить, где ее палочка. В мантии, а мантию она оставила на вешалке. — Думаешь, я не вижу, не чувствую?! Конечно, глупый, наивный Ронни! Я же все чувствую. Твой страх, твое волнение… Я даже чувствую от тебя его запах, когда ты приходишь…
— Рон, перестань, — шепотом попросила Гермиона, но Рона уже было не остановить. Зверь, таящийся в глубине его вывернутой наизнанку души, рвался наружу.
— Ты же думаешь о нем, разве нет?! Гарри, только Гарри, всегда Гарри! — заорал он так, что лопнул стакан на столешнице. — Он убил Джинни! Но все равно — святой Гарри! Между нами вечно будет он! Золотой мальчик!
— Рон! Ты с ума сошел! — крикнула Гермиона, уже не сдерживая слез. — Как ты можешь?! Я всегда была с тобой! Я любила тебя больше всех! Я никогда не переставала думать и беспокоиться о тебе! При чем тут Гарри?!
Рон подошел к ней, и Гермиона отшатнулась. Это не ее Рон, это другой человек. Страшный человек. Чужой человек. Он схватил ее за плечи так, что на них потом, скорее всего, появятся синяки.
— Ты по вечерам накачиваешь меня зельями, чтобы я уснул. А сама ты что делаешь? Уходишь к нему!!!
— Нет, — простонала Гермиона.
— Да, дорогая моя! Неделю назад ты вернулась от него, и от тебя им пахло. И когда я целовал тебя в ту ночь, я чувствовал чужой вкус на твоих губах! Я теперь все могу чувствовать!
— Рон, это не то…
И он впервые ударил ее — наотмашь, со всей животной яростью. Гермиона упала, прижав дрожащую руку к разбитой губе. Она подняла на него изумленные глаза и вскрикнула в ужасе. Рон, потеряв контроль над собой, начал превращаться.
Гермиона вскочила на ноги и кинулась мимо мужа, опускающегося на передние лапы и издающего утробный рык. Он дернулся за ней, царапая когтями ее ноги.
— Рон! — закричала Гермиона, подбегая к дверям и открывая их. Он бросился, впиваясь когтями в ее плечи. Она рванулась прочь, уворачиваясь от оскала, стараясь не глядеть в страшные, желтые глаза оборотня. Мантия. Карман. Палочка.
— Инкарцеро! — и веревки заставили волка упасть на бок, дергая связанными лапами. Гермиона выронила из ослабевших рук палочку и осела по стене, беззвучно рыдая в прижатые ко рту ладони. Она не замечала крови и порванной одежды. Она смотрела на бьющегося в попытках освободиться Рона. Ее Рона. Но это уже не был ее муж. — Как ты мог… Рон, я же люблю тебя… Тебя…
Она поджала колени к груди, плача и боясь пошевелиться. Оборотень затих. Минут через двадцать он начал принимать человеческие очертания, пока веревки не упали, оставив на полу бледного Рона. Тот смотрел на плачущую Гермиону, на белом свитере которой проступала кровь, на ее разбитую губу, на порванные брюки. Поднялся, пошатываясь.
Гермиона встретилась с ним взглядом. Рон. На нее смотрел ее Рон. Смотрел с ужасом и страхом. Руки его дрожали.
— Боже, что же я сделал…
Она молчала, лишь мелко дрожала, не в силах пошевелиться.
— Что я наделал! Гермиона…
Он не пытался подойти, просто смотрел на нее. Потом развернулся и ринулся к дверям.
— Рон!!! — Она вскочила, несмотря на боль во всем теле, кинулась за ним. — Остановись! Там мракоборцы! Рон!
Она оказалась на холодном октябрьском воздухе. Бежали какие-то люди, а она смотрела на то место, где мгновение назад стоял ее муж. Он трансгрессировал.
— РОН!!!
Она стояла на крыльце, и мракоборцы не могли увидеть ее. Но Гермиона не думала об этом.
Он ушел. Ушел. Один.
Она вошла в дом, на автомате заперла дверь и тут же осела, сотрясаемая рыданиями.
Он ушел.
Глава 7. Тедди Ремус Люпин
Мари-Виктуар часто говорила, что у Тедди есть шестое чувство, причем это чувство никогда не ошибается. Он не отрицал, но старался особо не верить этому, чтобы не стать параноиком.
Но сегодня чувство номер шесть буквально не давало ему больше ни о чем и ни о ком думать. Что-то случилось.
— Тед, что с тобой? — девушка провела рукой перед его лицом, стараясь привлечь внимание Люпина. Он растерянно улыбнулся, обнимая ее за плечи и устраиваясь удобнее на диване. Мари отложила журнал, который читала, и внимательно изучала его лицо. — Такое ощущение, что ты не здесь вовсе.
— Я не знаю, — честно ответил Люпин, гладя ее по щеке. Она мягко улыбнулась, повернула голову и поцеловала его теплую ладонь. — Меня что-то беспокоит.