Павел I
Шрифт:
«Принцесса, приехав одна в эту мало известную и отдалённую страну, поймёт, что её собственная польза требует, чтобы она сблизилась с Её Величеством и снискала Её доверие, дабы иметь в Ней вторую мать и личность, которая будет руководить ею во всех её поступках, без всяких личных видов и целей. В отношении к Императрице принцессе следует быть предупредительной и кроткой, не выказывать досады и не жаловаться на Неё кому бы то ни было; объяснение с глазу на глаз всегда будет наилучшее. Этим она избавит себя от многих интриг и происков, которые не замедлят коснуться её».
Павел Петрович довольно обстоятельно изложил и взгляды на принципы совместной жизни, особо подчеркивая, что исключительный общественный
«Я не буду говорить ни о любви, ни о привязанности, — заявлял Великий князь, — ибо это вполне зависит от счастливой случайности; но что касается дружбы и доверия, приобрести которые зависит от нас самих, то я не сомневаюсь, что принцесса пожелает снискать их своим поведением, своей сердечной добротой и иными своими достоинствами, которыми она уже известна.
Ей придётся прежде всего вооружиться терпением и кротостью, чтобы сносить мою горячность и изменчивое расположение духа, а равно мою нетерпеливость. Я желал бы, чтобы она принимала снисходительно всё то, что я могу выразить даже, быть может, довольно сухо, хотя и с добрым намерением, относительно образа жизни, уменья одеваться и т. п…. Я желаю, чтобы она была со мною совершенно на дружеской ноге, не нарушая однако приличия и благопристойности в обществе. Более того, я хочу даже, чтобы она высказывала мне прямо и откровенно всё, что ей не понравится во мне; чтобы она никогда не ставила между мною и ею третьего лица и никогда не допускала, чтобы меня порицали в разговоре с нею, потому что это не отвечает тому расстоянию, которое должно существовать между особою её сана и моего, и подданного».
Пройдут годы и София, давно ставшая Марией Фёдоровной, напишет на полях данного «Наставления»: «Благодаря Бога, оно мне не понадобилось, так как моя привязанность к нему (Павлу. — А. Б.) всегда побуждала и всегда будет побуждать меня предупреждать его желания; муж мой сознал сам, что требования, им предъявленные, были внушены злополучным опытом его первого брака»…
Всего через несколько дней после приезда Цесаревича в Петербург надо было готовиться к встрече принцессы Софии-Доротеи. 14 августа она была уже в пограничном Мемеле, где её поджидала свита во главе со статс-дамой и женой фельдмаршала графиней Е. М. Румянцевой-Задунайской (1752–1779). Павел Петрович встречал принцессу на подъезде к столице, и 31 августа 1776 года торжественный кортеж прибыл в Царское Село. В свите находилась подруга принцессы баронесса Генриетта-Луиза Оберкирх (1754–1803). В своих воспоминаниях баронесса оставила описание того момента и облика будущей Императрицы: «Она была хороша, как Божий день; высокого для женщины роста, созданная для картины, она соединяла с нежною правильностью черт лица в высшей степени благородный и величественный вид. Она рождена была для короны».
Императрица Екатерина, конечно же, не видела в Софии-Доротеи корононосительницу, а увидела милую, умную и учтивую барышню, которая ей понравилась. Она назвала её «очаровательной». По её словам, о такой принцессе только и можно было мечтать. «Она стройна как нимфа, цвет лица — смесь лилии и розы, прелестнейшая кожа в свете; высокий рост, с соразмерною полнотою, и лёгкая поступь. Кротость, доброта сердца и искренность выражаются у неё на лице. Все от неё в восторге, и тот, кто не полюбит её, будет не прав, так как она создана для этого и делает всё, чтобы быть любимой». В письме Гримму Екатерина назвала принцессу «Психеей» [43] и признавалась, что та «вскружила мне голову».
43
В
Екатерина не любила в сердечных делах долгих процедур. На 14 сентября было назначено миропомазание принцессы, а на следующий день — обручение. Все эти дни для Павла, но особенно для принцессы были, как в лихорадке. Софии приходилось срочно учиться целыми днями и русскому языку, и основам Православия, которые ей преподавал архиепископ Платон, Кроме того, надо было постоянно постигать нормы придворного этикета, которые не походили ни на что, ранее известное.
Двор Императрицы Екатерины не только считался самым блестящим в Европе, но и самым многолюдным и самым строгим в смысле этикета. Все трудности принцесса преодолела; она всегда отличалась оптимистическим бесстрашием и житейские сложности её никогда не пугали. Она увидела роскошь и изысканность, которые раньше не встречались, но которые ей пришлись по нраву. Она очень хотела, чтобы эта новая жизнь стала её навсегда, и она ею стала.
Отношения с Павлом развивались «крещендо». К моменту обручения она уже обожала своего суженого, который всегда был подтянутым, серьезным и, при сравнительно небольшом росте, всегда величественным. Он был невероятно галантным, никогда не позволял себе не только каких-то грубостей, но даже ни одного лишнего слова. Она ещё в Берлине поняла, что эта не маска, а состояние натуры: быть всегда и везде ответственным носителем высокого сана. Со своей стороны, Цесаревич был без ума от своей избранницы. Он уже с первых дней стал вести с ней откровенные разговоры, посвящая в тайны своей души. Никто не знает, что именно сообщал ей Великий князь; но сохранилась записочка, в которой принцесса благодарила Павла за доверие.
14 сентября принцесса из Вюртемберга приняла новое имя — Великой княжны Марии Фёдоровны, а на следующий день — день обручения — стала невестой Цесаревича. Вечером того дня она написала своего рода клятвенное обещание, гласившее: «Клянусь этой бумагой всю мою жизнь любить, обожать Вас и постоянно быть нежно привязанной к Вам; ничто в мире не заставит меня измениться по отношению к Вам. Таковы чувства Вашего на веки нежного и вернейшего друга и невесты». Не исключено, что Павел Петрович поведал принцессе о своей сердечной ране — измене покойной жены Натальи, что вызвало сочувственный отклик в душе новона именован ной Великой княжны.
26 сентября в церкви Зимнего Дворца произошло венчание; Павел и Мария стали мужем и женой. Помимо прочих соображений, Павла Петровича радовала мысль, что он породнился с Фридрихом Великим. Никто другой об этом не думал, но Павел думал и в дискуссии с Королем Швеции (1771–1792) Густавом III в 1777 году прямо заявил, что он — родственник Короля Фридриха и не желает слышать дурные высказывания о нём. (Густав хотел «открыть глаза» Цесаревичу на якобы существовавшие козни и агрессивные замыслы Фридриха.)
Мария Фёдоровна проживёт в России более пятидесяти лет; она скончается 24 октября 1828 года в Петербурге. Она произведёт на свет здоровое потомство; подарит Династии и России десятерых детей, воспитанию и образованию которых будет уделять много времени и внимания. Два её сына — Александр (1777–1825) и Николай (1796–1844) будут носить Корону Российской Империи. После гибели супруга в марте 1801 года Мария Фёдоровна будет титуловаться «Вдовствующей Императрицей». В этом звании прославится делами благотворительности, помощью сиротам и неимущим, а ее имя будет увековечено в названии самой крупной благотворительной организации России, получившей название: «Ведомство учреждений Императрицы Марии»,.