Печать Кейвана
Шрифт:
– А можно я ударю его еще раз? – зачем-то спросил я у невидимого хранителя.
«Я – бесплотный дух. А ты, Джахангир – материален. Я владею силой, но когда и как ею воспользоваться решаешь ты».
– Значит, я могу расплющить голову Мерзука о камни?
При этих словах мой поверженный враг еще громче застонал и заголосил о помощи.
«Это твоя война, мелкий. Тебе решать!»
Это был первый урок Змееногого. Все решения принимаю я.
Я задумался.
И решил раз и навсегда покончить с унижениями. Я прицелился и громко сказал:
– Не вздумай рассказывать, что это сделал я! А не то я пришлепну тебя
Я прицелился в обломок стены над головой Мерзука. Который, расколовшись, осыпался дождем осколков, похоронив моего врага под толстым слоем каменной крошки.
Когда подоспевшая стража и разбуженные придворные прибежали на место преступления, я уже успел улизнуть и спрятаться в своей комнате.
Позади глубоких защитных рвов и земляного вала прекрасный Самарканд окружен тенистыми предместьями, там сады и виноградники скрывают дома с голубыми фасадами, так что город подобен затерявшемуся в лесу призраку. Не знаю, какая часть – внутри городских стен или за их пределами населена гуще.
Плодородная земля по берегам реки Зарафшан обеспечивала горожанам такой урожай фруктов, что в те времена, о которых идет речь, даже беднякам их раздавали бесплатно!
Отец владел четырнадцатью загородными резиденциями с обширными погребами, прохладными дворцами, фруктовыми садами, бархатными лужайками, цветниками, фонтанами и журчащими ручьями. Летом, наслаждаясь редко выпадавшим на долю беспокойного полководца отдыхом, он проводил по несколько дней в каждой, фланируя между ними. Но все же предпочтение отец отдавал одному, Пленяющему Сердце Саду, затерянному в восточных лугах Кани-гиль. Посреди виноградников, где лоза ломилась от перезревших гроздьев, в тени ветвей персиковых и фиговых деревьев из знаменитого тебризского мрамора выстроили трехэтажный дворец. Сцены военных триумфов отца на стенах расписывали лучшие художники Персии, а великолепный купол сверкал, подобно второму солнцу. Дворец поражал размерами, и посреди его колонн легко было заблудиться. А от бирюзовых ворот Самарканда туда вела прямая аллея, обсаженная соснами.
Однако, даже до отдыхающего от столичной суеты Владыки Востока известия о происходящем в Самарканде долетали молниеносно. Ничто не укроется в Мавераннахре, как и в целом мире, от Великого Амира Тимура!
Через несколько дней я в сопровождении телохранителей, неотступно следовавших за мной на расстоянии нескольких шагов, был вызван на расправу к отцу.
Пройдя через высокие, украшенные синими изразцами и золотом ворота, мы миновали череду привратников с палицами и по петляющим между платанами мощеным дорожкам, углубились в сад. От наших глаз вход во дворец защищала пышная растительность, за ней скрывался внутренний дворик. Натянутый между деревьями вышитый шелковый навес обеспечивал в нем тень. Дворик защищали два сурового вида охранника в черном, они стояли, положив кисти рук на рукоятки мечей, справа и слева от прохода между двумя золотыми ширмами, по которым вился виноград. Сопровождающим приказали подождать снаружи.
Я остановился перед ширмой, чтобы набраться храбрости, и услышал приближающиеся плач и всхлипы. Из дворика вышла, пятясь и сгибаясь в почтительных поклонах, одетая в темное женщина с узкими щелочками монгольских глаз на скуластом лице. Следом за ней крепкий слуга нес на спине мальчишку, в котором я признал заплаканного Мерзука. Правая голень, по-видимому, раздробленная камнями во время падения, была ампутирована, нога заканчивалась в колене круглой культёй. Избегая встречи с ним взглядом, я отвернулся.
Желая провалиться сквозь землю на месте, я все же отважился посмотреть им вслед. Мне открылась печальная картина: под широкими кронами старых платанов медленно удалялись рыдающая, сгорбленная колдунья-мать и ее безногий калека-сын. Мне стало стыдно и неприятно. Несмотря на все зло, которое Мерзук мне причинил, он не заслуживал такой участи. И я искренне начал раскаиваться в содеянном.
Задержав дыханье, готовый получить по заслугам, я прошел между ширмами во внутренний дворик дворца.
Возле шумного фонтана, в котором плавали яблоки и специально принесенные с гор куски льда, перед входом в беломраморный дворец, на возвышении, в золотом кресле, восседал Сотрясатель Вселенной, Амир Тимур, мой отец. Двое черных мальчиков-рабов размахивали опахалами, обеспечивая прохладу. Слуги и виночерпий застыли позади, готовые сорваться в любое мгновенье, послушные легкому движению мизинца Владыки Востока. На золотом столике, рядом с инкрустированным бирюзой кувшином и кубком лежали спелая айва и инжир. По покрытому мраморной мозаикой полу важно прогуливался гордый павлин.
Отец устроился на шелковых вышитых подушках, наслаждаясь свежестью брызг от бьющей в небо струи фонтана. Его атласный халат с золотым шитьем в виде кругов любимого им голубого цвета ниспадал с кресла грациозными складками. В ушах позвякивали длинные драгоценные серьги.
На столике перед ним лежала одноцветная доска на сто двенадцать полей для игры в его собственный вариант шатранджа 7 , куда отец добавил новые правила и фигуры: жирафов и верблюдов. Он, как водится, занимался любимым делом: обыгрывал самого себя в игру, им же самим и придуманную. Да и кто другой рискнет выиграть у Непобедимого Тимура?
7
Шатрандж (перс. /satranj) – настольная логическая игра для двух игроков, непосредственный предшественник шахмат.
Правым локтем подпирая подбородок, не сдвинувшись с места, он слабым движением левой кисти пригласил меня к столу.
На нетвердых ногах я приблизился к Сотрясателю Вселенной.
И, опустившись перед Тимуром на колени, склонил голову.
– Простите меня, Великий Амир… Простите меня, отец…
– Встань… Садись, сын!
Повинуясь его непроизнесенному приказу, слуги молниеносно принесли мне стул. Я сел напротив. Нас разделяла доска с незаконченной партией.
– Я виноват, отец… Это из-за меня Мерзук стал калекой…
Тимур усмехнулся:
– Хромота не помеха, чтобы стать великим! – он намекал на свою, полученную в сражении. – Мерзук – песье отродье, хоть и носит в себе мою кровь! Он все взял от мерзкой породы кочевников-монголов! Поделом ему!
Ясное дело, монгольские ханы и кочевники из Орды – злейшие враги Мавераннахра на севере. Отец их ненавидел. Я успокоился.
– Эта моя новая сила, отец… Она слишком сильная!
Он передвинул костяную фигурку на доске и жестом предложил мне походить.