Печать Кейвана
Шрифт:
У отца не было ни одной свободной минуты! Он принимал послов, торговцев, шпионов, картографов, придворных магов, астрологов и предсказателей. Он рассчитывал день, когда его армия выступит, выбирал счастливейшее сочетание планет на небесах. Цель же похода держалась в строжайшем секрете.
Я отправлялся с отцом. А Баха – со мной. Его назначили моим оруженосцем и телохранителем. Перспектива покинуть родной Самарканд уже не пугала меня так, как в тот день, в саду под тенью вьющегося винограда, когда отец объявил о своем решении. Попробовать полевую жизнь в окружении солдат казалось мне авантюрой, достойной будущего путешественника на край света.
Итак, мы выступали с началом весны. Прощай Самарканд, прощайте бродяги поэты!
О цели похода я узнал в ночь перед выступлением, когда мой наставник Аль-Мисри приносил в жертвы белых кобылиц и просил своих темных богов о победе в час весеннего равноденствия.
Наш путь лежал в страну Кишкиндха, в ту самую, где жили полулюди-полуобезяны. Почему? «Потому что как солнце едино на небесах, так на земле должен быть один правитель. Я! И еще, потому что я, Великий Сотрясатель Вселенной Амир Тимур, так решил!» Однако существовала и другая причина, менее пафосная, но вполне реальная. Казна опустела, затеянные отцом строительства садов и дворцов стоили немалых средств, которые, увы, закончились. Золото Кишкиндхи сделало бы отца властителем мира, царем царей!
Известные сведения о стране ванаров оказались очень скудны. Рассказы редких купцов, все еще продающих в вечнозеленую Кишкиндху чистокровных скакунов и везущих оттуда специи и благовония сходились на одном: богатства местного раджи нескончаемы. Подвалы дворцов скрывают несметные сокровища, а столица Видья-нагара – самый богатый город в Девяти Мирах, нет ему равных по красоте и роскоши, так что блистательный Самарканд рядом с ним – провинциальная деревня! Недра тех земель хранят семнадцать золотоносных и серебряных шахт, поля круглый год зеленые и цветущие, а крестьяне снимают по четыре урожая в год! Женщины-ванарки, даром что с обезьяньими лицами и покрыты шерстью, но по праздникам, что не утихают никогда, случается, падают с ног от тяжести одетых на них золотых украшений! А драгоценные камни и самоцветы, словно персики или алыча, так небрежно навалены на базарных прилавках, что, случись, упадет один, так торговец-ванар поленится наклониться, чтобы подобрать, если камушек слишком мал!
В полководческом гении отца я не сомневался. Кишкиндха будет разгромлена. Это – очевидно.
Поэтому радость от предстоящего путешествия омрачалась горечью о том, что незнакомая мне, таинственная страна из любимой детской книги подвергнется разорению от руки моего родителя. От этого почему-то становилось стыдно и неприятно. Но достойно ли воину показывать слабость? Пусть победит сильнейший! Таков закон мирозданья!
Мы выступили на заре.
Первыми, как заведено, гарцевал авангард. За ними выступал сам Сотрясатель Вселенной в окружении телохранителей. Дальше – конница, пехота и обоз с походным двором, под охраной отряда избранных конников. В этом-то самом обозе, в самом его конце, рядом с тюками одежды и запасом провизии мы с Бахой и обосновались.
Армия непобедимого Амира Тимура ни много ни мало состояла из девяноста тысяч воинов, всадников, воздухоплавателей на боевых коврах самолетах, а также десяти тысяч ифритов 16 .
Наш путь лежал через горный массив Крыши мира. В долинах зеленели луга, но когда мы поднялись по крутым перевалам на каменный пояс Индийских гор, высотой, наверное, в целых полфарсаха 17 , глубина снега достигала там два человеческих роста! На этой высоте холодища стояла такая, что у меня стучали ребра и больно было разлеплять веки. Я видел, как лошади и солдаты, соскальзывая с ледяных карнизов, падали в пропасть и разбивались насмерть в окружении безмолвных заснеженных пиков. Думаю, справедливо назвать именно эту часть похода самой тяжелой. Преодолев Индийские горы, прорывая в толще снега трехметровые тоннели и переправляясь на веревках через пропасти, мы перевалили через горный хребет.
16
Ифрит (араб. ) – разновидность джинна. Самые могущественные и злые из джиннов, повелевают огнём.
17
Фарсах (перс. – farsang, араб. – farsa) – персидская мера длины, обычно расстояние, которое проходит караван до очередного отдыха, привала или, иначе, расстояние, которое можно пройти пешком за час.
В горах нам встретилась полуразрушенная крепость Сиях, сложенная в неведомые времена из превращенных в камни пленных. До сих пор туманные призраки воинов, скелеты с пустыми глазницами, подняв знамена забытой, не существующей уже много веков страны, защищали ее от давно исчезнувших врагов, готовые снова погибнуть во имя умершего тысячи лет назад правителя. Они бесстрашно бросались на нашу марширующую мимо армию, но, будучи призраками, проходили насквозь и не причиняли солдатам никакого вреда. Их нелепые доспехи и древнее вооружение в лишенных плоти руках скелетов, смелость и безумство, с которым они атаковали, все это навевало на меня ужас и печальные мысли о бессмысленности войн.
Но ни мороз горных вершин, ни бурные реки в долинах, ни зыбучие пески пустынь, ни племена варваров-людоедов не могли поколебать целеустремленности отца и остановить его войско.
Башни из тысяч отрубленных голов дикарей, красные холмы на белом снегу, служили жертвоприношениями жестоким богам, которым поклонялся отец. Их были сотни, построенные из иногда еще живых пленных, прослоенных битым кирпичом и глиной, и все – во имя предстоящей победы.
Армия двигалась вперед, через реки строились мосты, а сопротивление местных жителей топилось в крови. Дым сожженных городов перемешивался с вонью разлагающихся трупов. Те, кто не был убит или принесен в жертву, становились рабами. В изорванных одеждах они уныло плелись в хвосте нашего обоза, готовые стать предметами торгов на ближайшем невольничем рынке.
Отец неминуемо приближался к своей заветной цели – единовластию.
Я коротал время, беря у одного сотника уроки пилотирования ковра-самолета, что оказалось очень сложным искусством. Боевые летающие ковры, сотканные из грубой пряжи, ничего общего не имели с теми шелковыми, которые я видел во дворце. Схожесть заканчивалась таинственными переплетениями узоров, в которых маги-ткачи зашифровали чары. При полете боевой ковер сильно вибрировал, а его края совершали волнообразные движения, так что ветер свистел в ушах. То еще удовольствие! Каждый день я с уважением думал о моем кумире ибн-Батутте. Я понял, почему он направлял свой ковер в теплые южные земли!
Баха не разделял моей страсти к воздухоплаванию. Согласен, комфортным полет на ковре не назовешь. Ковер трясется, жужжит, пилот продувается всеми восьмью ветрами, а во время полета волны, проходящие по боковым сторонам, оставляют для удобного размещения лишь небольшой прямоугольник в центре. Но дело даже не в этом. Беднягу на ковре укачивало. После десятиминутного полета Баха простонал, что «не может удержать в себе завтрак, захремар!» и упал в обморок. От последующих опытов по пилотированию ковра Баха категорически отказался.
Зато вместе с ним мы стихотворничали. Мои стихи отправлялись в вечерний костер. Баха же сочинял днями напролет, воспевая «символическую» красавицу Шах-Набат, и отсылал свои вирши с почтовыми ибисами в Самарканд в строжайшем секрете (даже от меня!), о котором, однако, знали все без исключения, даже рабы и подмастерья-поворята!
Через несколько месяцев мы переправились через бурное течение Синда, называемого также Отцом рек, и вступили на земли вечнозеленой Кишкиндхи. Низвергая в прах поселения, и забирая в плен десятки тысяч ванаров, армия неотвратимо двигалась к столице.