Пепел богов. Трилогия

Малицкий Сергей Вацлавович

— Я слышала о тебе, — как будто с облегчением вымолвила Алпа. — Чего же ты хочешь от меня? Я не могу прозреть твою удачу. Ты не сын клана Рога. Я вижу будущее только своих соплеменников.

— Жаль, — признался Кай. — Я хотел узнать принадлежность крови, выпачкавшей мой платок. Есть ли в Туварсе такие умельцы, которые смотрят не только в будущее, но и в прошлое?

— Ты смешон, — и в самом деле попыталась рассмеяться Алпа. — Если бы такие умельцы были, напасть, охватившая Туварсу, давно бы уже была развеяна.

— А что у вас с колдунами? — вдруг подала голос Каттими. — Я далека от мысли, что кто-то из них может сравниться с тобой, великая Алпа, в прозрении будущего, но, может быть, у кого-то

есть и иные таланты? Например, прозревать истинную сущность человека? Зря, что ли, кое-кто из них несет дозор вместе со стражниками?

— Это не твоего ума дело, девчонка! — раздраженно громыхнула эхом Алпа. — И если никто из моих учеников до сего дня не прозрел истинную сущность преступника, значит, он через ворота и не проходил! Я все сказала!

— И ради этой встречи мы добирались до Туварсы? — с гримасой поинтересовалась Каттими, когда спутники вновь оказались на улице.

— И ради этой тоже, — пробормотал Кай, потянулся за фляжкой воды, начал жадно пить. — Я не знаю, удастся ли нам отыскать всю дюжину, но Кикла сказала, что мне нужно переговорить с Сурной. Значит, я ее увижу. Впрочем, в этом я уверен.

— Почему? — не поняла Каттими.

— Жажда, — объяснил Кай. — Всякий раз, когда я рядом с кем-то из двенадцати, жажда не дает мне покоя. Так было в Хурнае, в Намеше, в Текане, в Ламене. А уж на пароме-то я просто дрожал от жажды. Но потом мне становилось хорошо…

— А тебе не показалось странным, что тогда, на пароме, этот самый Ваштай уничтожил Агниса? — спросила Каттими. — Не знаю, как те трое, что ушли на восток, но и Ваштай, и Агнис, скорее всего, равны? Почему так? И почему ты молчишь об этом? Всю дорогу до Туварсы я ждала, что ты заговоришь об этом!

— Я все еще думаю, — признался Кай, у которого и в самом деле не выходило многое из головы. Не выходило, но и не складывалось. Не срасталось.

— Кто он, этот Ваштай? — спросила Каттими.

— Если он один из двенадцати, то выбор не слишком велик, — признался Кай. — Скорее всего, он мужчина. Если учитывать, что Агнис и Паттар уже отбыли в круг мучений, то остаются Неку, Сакува, Асва, Хара, Паркуи. Это не Сакува, я встречался с ним, помню его фигуру. И вряд ли Асва, пепел клана Лошади выглядит как старик. Остаются Неку, Хара и Паркуи. Думаю, что это Неку. Насколько я понял Киклу, с колдовством под небом Салпы не так уж легко, но каждый из двенадцати мог сохранить толику прежних умений. Ак — город клана Тьмы. И сиун Неку напоминает то, что мы увидели на пароме: сгусток серой мглы и приморозь. Его еще называют тенью холода.

— Значит, дальше мы будем держать путь в Ак? — спросила Каттими.

— Мы еще не выбрались из Туварсы, — заметил Кай и взглянул на замок урая Туварсы, который, пряча за собой клонящееся к горизонту солнце, словно окрашивался багровым. — Когда будешь думать о том, почему Ваштай убил Агниса, сразу не удивляйся. Ведь то, что вот в таких замках порой дети одного отца убивают друг друга, никого не удивляет? Сейчас мы пойдем в порт.

— Успеем вернуться в гостиницу? — встревожилась Каттими.

— Мы не будем спускаться к пристани, — успокоил ее охотник. — Переговорим с нужными людьми у маяка и на рыбном базаре. А уж потом вернемся в гостиницу. Думаю, что ночь будет беспокойной.

Они и в самом деле все успели. Успели, даже несмотря на то, что Кай был напряжен, как взведенная пружина арбалета, — он то и дело оборачивался, прислушивался, закрывал глаза, ждал внезапного нападения. Дошло до того, что сама Каттими взяла его за руку, прошептала негромко: отец учил напрягаться в момент удара. До и после — мягко и легко, мягко и легко. Да и побереги силенки, едва отошел от прошлых болячек. Кай и сам не сразу понял, что покраснел от досады. Но все обошлось. Торговцев на

рыбном базаре было немного, большинство торопились до сумерек попрятаться по домам, но те, кто квартировал поблизости или ночевал на кораблях, ждали покупателей до последнего. Говорили с Каем они неохотно, но блестящий ярлык на его груди делал свое дело. Узнать удалось немногое, зато разглядеть почти все. Порт располагался правее ущелья. Чтобы добраться до него, нужно было по второму, в этот раз навесному, мосту перебраться на замковую сторону города, обогнуть маяк, а затем спуститься по вырубленной в скале крутой тропе к берегу. Там был сложен из тяжелых камней пирс, возле которого покачивались три или четыре десятка разномастных судов. Порт занимал только часть бухты, точнее, ее небольшую часть, зато именно ту, которая могла похвастаться глубиной. Меньшую часть занимала протока Туварсинки, которая врывалась в ее воды с шумом, облизывала наружную сторону пирса и ускользала между двух больших камней в открытое море, где примерно в лиге от берега и успокаивалась. Именно там кружились чайки и сновали рыбацкие лодки. Скалами была окружена вся бухта, они торчали из воды где на локоть, где на два, а где и вовсе показывались лишь во время шторма, начинаясь от уступов замковой скалы и уходя защитной полосой вдоль белоснежного пляжа на многие лиги к востоку, но больших камней было всего три. Между двумя из них скользила река, а прогал от двух до третьего запирала тяжелая цепь. Ни одно судно не могло выйти из порта без тщательного досмотра. И, судя по тому, как торговцы костерили портовых мытарей и стражников, службу свою те несли исправно. Конечно, рыбацким лодкам пройти досмотр было легче, чем огромным посудинам торговцев из Ака или Хурная, но, чтобы оплатить спуск тяжелой цепи, приходилось собираться чуть ли не целой флотилией. И это как раз тогда, когда рыбаки из дальних деревушек вовсе позволяли себе не уходить с рыбного места. Несколько лодок ловили жадную до городских отходов рыбу, а еще несколько отвозили улов в береговые коптильни и солильни. Пусть и рыба будет несвежей, а когда голод да какой новый изворот все той же Пагубы прихватят, все в рот пойдет.

В гостинице Наххан все еще сокрушался по поводу ночного приключения. Едва Кай толкнул тяжелую дверь, тут же вновь начал каяться, хотя и кое-что новое рассказал. Все он помнил, до последнего мгновения помнил, но словно со стороны смотрел. Смотрел, да не видел, потому как не чувствовал ничего. Пустота зияла, ничего не было — ни боли, ни ненависти, ни любви, ни страха, ничего. Только голос нашептывал ему на ухо: «Девку нужно убить. Убить девку. Девку убить. Главное — девку убить».

— И что же? — надула губы Каттими.

— Ничего, — осторожно поправил хмельной венок на седой голове Наххан. — Но еще одно было. Жажда. Такая жажда, что и глотки не хватило бы, чтобы залить ее. Казалось, что, если гортань себе не вскрою и не залью ее водой, не напьюсь.

— А если кровью залить? — хмуро спросил Кай, который и сам не переставал пить.

— Он этого и хотел, голос этот, — вовсе захрипел от ужаса Наххан, натянул венок до ушей. — Этого хотел. Приказывал мне нажраться живой плоти, напиться крови. Только если бы я сумел кровь пустить, так уж точно перестал бы быть прежним Нахханом.

— Вовсе перестал бы быть, — вздохнул Кай, вдвигая в ножны черный меч. — Голос-то не узнал?

— Нет, — замотал головой Наххан. — Не знаю я этот голос. Не слышал никогда и услышать не хочу больше.

— Успокойся, — сказал Кай. — Но сегодня я бы посоветовал тебе запереться куда-нибудь в погреб. Или в сундук. Есть тяжелый железный сундук? Все окна на решетках?

— Все, — побледнел от ужаса Наххан. — Решетки плотные, прихвачены на совесть. Да и двери у лучшего мастера делал.

— А что под крышей? — поинтересовался Кай.