Пепел богов. Трилогия

Малицкий Сергей Вацлавович

— Возвращение в круг мучений — это ключ к спасению? — воскликнул Кай.

— Так стало, — мрачно заметила Пера. — Понятно, что не каждому из нас удавалось окропить глинку кровью, когда кого-то из нас какой-нибудь луззи ударял ножом в спину. Или протыкал стрелой чей-то воин. Или… Да мало ли… В конце концов, глинку ведь можно было и украсть. И тогда возвращение на престол происходило через мрак смерти. И пребывание на престоле оказывалось подобным пытке, потому что не давало уже ощущения силы, не позволяло вспомнить о былом величии! И однажды сиуны перестали приносить глинки. Те, кто утратил их в юдоли, утрачивал их навсегда. Нет, они существовали, переходили

из рук в руки, давили тебе в спину из выемки в спинке престола, но были недоступны. До тех пор, пока кто-то другой из двенадцати не разыскивал твою глинку, не приходил к твоему дому и не проливал на нее свою кровь. Вот тогда твой сиун вспоминал о своих обязанностях и возвращал тебя на престол, так, как ему и следовало! Но воспоминания о былом и ощущение бывшей силы уже не приносили тебе успокоения. Они были худшей мукой!

— Как можно было бы собрать глинки? — спросил Кай.

— Украсть, взять у убитого, — пробормотала Пера. — Выменять в лавке старьевщика. Не знаю. Собрать их на престолах, пока плоть беспечных хозяев наших каменных табуретов бродит по крохотным просторчикам Салпы. Я слышала, что иногда до одиннадцати глиняных амулетов висели на пустых престолах. А потом… Потом кто-нибудь проникал в Анду и забирал их все. Не вздрагивай, парень. Смертному это почти невозможно. Нам-то уж точно, потому как Запретная долина охраняется нами самими, нашими сиунами, нашей магией. Мы не можем идти сквозь себя. Хотя пытались, конечно. Безрезультатно. Это может сделать кто-то из слуг Пустоты, но в Запретной долине и слугу Пустоты будет ждать участь смертного. Это может сделать чей-нибудь сиун. Конечно, если удастся им овладеть. Ведь твоей матери это удалось?

— Я почти незнаком с нею, — прошептал Кай. — Но почему одиннадцать? Почему не двенадцать?

— Одиннадцать, — рассмеялась Пера. — У Хары нет глинки. Он отказался. Он посчитал это постыдной слабостью.

— Хорошо. — Кай задумался. — Предположим, что кто-то, да пусть даже моя мать, собрал несколько глинок. Предположим, что она же, или тот же Паркуи, или Неку, или еще кто-то затеяли перебить с помощью глинок половину из двенадцати. Зачем им это делать? Я слышал о тринадцатом клане, который хочет победить Пустоту. Так их хотя бы можно понять, они планируют убить всех двенадцать одновременно, надеясь, что если все двенадцать займут престол, то Пустота будет повержена!

— Время уходит, — проворчала Пера. — Тринадцатый клан — это людские игры. Хотя мы и сами уже давно играем в людские игры. Пагуба затянулась, не так ли? Однажды она может воцариться здесь навсегда. Считается, что если большая часть из нас, а в худшем случае все, отправится на престол, закончится самая долгая Пагуба. Порой нам и вправду приходилось отправляться в Анду по собственной воле. Все просто: если Пагуба не закончится, она уничтожит всех людей. Не будет людей, не будет нас.

— Почему? — не понял Кай.

— Там, — Пера ткнула рукой в стену, — там целый город. Туварса. Город клана Рога. Клана Сурны. Мой город. Пусть даже эти людишки плюют мне в спину, когда я выхожу из дома, обзывают меня мерзкой колдуньей. Пусть даже по воле Пустоты и ее мерзких смотрителей они не верят ни в каких богов. Пусть. Но они верят в сказку, в то, что золоторогая коза охраняет их сон. Они цепляют погремушки из рогов на колыбельки своих детей. Они поют обо мне песни. И пока все это происходит, у меня есть надежда.

— Победить Пустоту? — спросил в тишине Кай.

— Собственную глупость, — горько ответила Пера. — И еще кое-что. А Пустоты нет, запомни

это, зеленоглазый. Есть… другое.

— А что, если кто-то из двенадцати прольет кровь на чужую глинку там, где ее обладателя нет? — спросил Кай.

— Ничего, — проговорила Пера. — Ничего не будет. Глинка станет прочнее. Она не ломается и не бьется, но если не вкушает крови кого-то из двенадцати, то через три-четыре года осыпается пылью и возрождается уже на престоле. Сколько она уже у тебя?

— Больше трех лет, — ответил Кай.

— Послушай, — робко подала голос Каттими. — Кай, я помню, ты рассказывал о своей матери. Она же не просто так дала тебе эту глинку? Ведь ты встречался и со своим отцом, мог бы и раньше догадаться? А если она не пробилась тогда, три года назад? Если погибла? Что с ней стало потом? Может быть, следовало бы сохранить ее?

— Как? — удивился Кай. И вдруг понял, посмотрел на колдунью. — Пера. Сурна. Пепел Сурны или Сурна. Ты можешь помочь мне?

— Дай, — потребовала колдунья.

Кай кивнул. Каттими протянула глинку Пере. Та взяла коричневый прямоугольник. Пробормотала вполголоса:

— Повелитель камней, а сотворил глинку из обычной глины. И не один, а с Хиссой и Эшар. Так хоть бы догадался отметить, где чья. Не все же способны смотреть сквозь камень. А то ведь и не отличишь на взгляд. Не боишься? — Она вдруг пронзила Кая строгим взглядом. — Не боишься, что твоя мать где-то поблизости? Кажется, полусотни шагов достаточно? Не боишься, что она прячется где-то на рыбном рынке или в порту? А то ведь понесется черной тенью к престолу!

— Если бы она была в полусотне шагов, то была бы рядом, — уверенно сказал Кай.

— Что ж, — прошептала Пера, — когда-то я любила рискнуть. Жаль, закончилось это не лучшим образом. Но после этого вы немедленно уйдете.

Колдунья положила глинку на стол, взяла тонкий нож, провела им по запястью и вытянула вперед руку. И когда уже капля полетела вниз, ее лицо вдруг исказилось, на мгновение стало таким, каким его запомнил Кай в своем сне, — не слишком красивым, но юным, открытым, с тонкими губами и большими глазами, и рот искривился в крике, но капля уже долетела — и глинка раскалилась докрасна. Тут же глаза Перы помутнели, лицо обратилось вниз, спина выгнулась, затрещала, пошла буфами, и вот уже кто-то страшный словно начал душить в тисках туварсинскую колдунью, наружу вырвались, взметнулись два ослепительно-желтых рога, уперлись в потолок крохотной комнатки, и неведомое существо с тяжелым стоном осыпалось прахом.

Тяжело засопела, задышала, вытаращив глаза, Каттими.

— Пошли отсюда, пошли, — проговорил, чихнув от поднявшейся взвеси, Кай. — Пошли. Мы обещали уйти. Слушай, это ужасно, но как же теперь легко! Как прекрасно, когда жажда утолена!

Глава 14

Море Ватар

Каттими сидела на палубе и заговаривала веревку. Опустила ее в воду, вытянула за кончик внешний слой мотка, отрезала и выбросила, потом уронила в кувшин каплю крови с рассеченного пальца, опустила туда же нитку слюны, может быть, и еще что-то сотворила, но уж не на глазах Кая, и начала тянуть наружу по четверти локтя в день, напевая какие-то песни, нашептывая какие-то заклинания.