Пепел и роса
Шрифт:
— Ты куда сегодня пропадала? — прямо папенька. — Вот что ты за егоза?!
— Гуляла по городу. — заныла я. — Из-за всех официальных церемоний я даже не успела разглядеть, сколько всего красивого построили. А павильоны какие! Особенно архитектора Шехтеля на Тверской. Его по-настоящему только сейчас рассмотреть можно. И на Лубянке тоже. Вы так все хорошо устроили…
— Да уж, лучше не придумать. — он чуть смягчился лицом. — Взяла бы экипаж. Не дело это — снохе губернатора пешком ходить…
— И ехать со скоростью три локтя в час, чтобы я
Он постучал пальцами по столешнице.
— Я тут разговор имел с господином Тюхтяевым…
Вот что на этот-то раз? Я ему еще не простила наушничество про фотографии, а тут что-то вновь выдал.
— Он положительно настроен на более серьезные намерения в отношении тебя. — и смотрит пытливо.
Это в смысле чего? Чего?!!!
Видимо мысль сильно отразилась на лице.
— Он, конечно, не так знатен, как генерал Хрущёв, но человек, во всех отношениях достойный. — несколько смущенно произнес родственник. — Овдовел давненько уже, добропорядочен. Не игрок, раз тебе это так важно.
А я пожалела, что была столь приветлива с этим прохиндеем. Жалела еще его.
— То есть он у Вас уже и благословения попросил? — ехидно уточнила я.
— Ну нет, конечно… Совета, скорее.
— И чем же он Вам так насолил, что такую егозу ему в жены готовы подсунуть?
— Я, вообще-то, больше о тебе думал. С ним твой темперамент лучше сочетается, чем с любым из этих светских бонвиванов. — устало поведал родич.
В сравнении с генералом Хрущевым, конечно, даже мой Мефодий неплох. Да что там, ди Больо уже жалко… Но Тюхтяев? Это вообще кому в голову-то могло прийти?
— И что теперь? Он меня видел-то раз пять — и все по делу. — чувствуя, что теряю оборону, проворчала я.
— Да тебя один раз послушать — и все понятно.
— Разве? — взметнула брови, припоминая все «радости» наших первых месяцев.
— А ты с кем беседовала?
Тоже верно. Лезть между отцом и сыном не захотела, за спину мужа спряталась и оттуда нахохлилась. А сейчас бы иначе сыграла…
— Ну хорошо. Признаю, что была не права.
— Что я слышу?! — делано изумился граф.
Я насупилась.
— Но Михаил Борисович… Как-то это все… Неожиданно… — безумно и утопично, а есть еще несколько эпитетов, только я ими уже полтора гола не пользуюсь.
— Петька-то тебе предложение сделал еще быстрее, насколько я помню. — язвительно напомнил свекор. — И обойдись без вывертов своих, если не надумаешь.
— Каких вывертов? — вскинулась я.
— Козу в постель не укладывай. И вообще, дай человеку шанс. Прошу.
На этой бравурной ноте мы и распрощались. Уж дома-то я сама придумаю, как завернуть поклонника поизящнее и подальше.
11
Дорога домой прошла без происшествий. Устя перебирала московские сувениры, я обдумывала житье-бытье.
— Устя, ты не жалеешь, что не в Москве живешь?
— Нет,
Мда. Шумно. И в бедах дефицита тоже нет. Одна беда вот теперь к нам лыжи смазывает.
Наши домочадцы очень обрадовались и подаркам, и нашему возвращению. Демьян не отходил от Усти, а у Мефодия с Евдокией дела явно продвигаются, так что эта парочка не особо заметила изменения.
С утра все шло как-то не очень хорошо. Вязкий душный день предвещал грозу, и тревоги добавлялось всем: Лазорка нервно ржала, малышка капризничала, у Мефодия разболелась спина. Тягостное ожидание настолько вымотало всех, что я приказала подать ужин пораньше и уже около восьми вечера забралась в постель. Сегодня утащила с собой альбом ди Больо, и наслаждалась тонко прорисованными видами Венеции.
Гроза разыгралась такая, что себя не было слышно. Где-то внизу рыдала Марфа, и между раскатами грома едва слышно было ее возмущение. Я лежала в постели, борясь с желанием забраться в подвал — там тихо и безопасно — или закрыть окна. Но шум ливня успокаивал… Хотя порой слышались и нетипичные звуки.
В распахнутое окно ванной влетел камушек, обернутый листком бумаги. Не первый, судя по всему. Карандаш в сумерках был едва различим, но почерк я помнила. «Здравствуйте!». И смайлик рядом. Единственный человек во Вселенной, который понимает его смысл. Внимательно изучила двор — там ни одного движения. Даже Лазорка не комментирует погоду. Подняла глаза и окаменела — знакомая фигура в плаще присела у дымохода внутреннего крыла здания. Помахал еще так приветливо. Я в ответ парой жестов описала его уровень интеллекта и свое ко всему отношение.
А он — осторожно начал движение ко мне. По мокрой крыше. В ливень.
— Идиоты — мой профиль. — шептала я, созерцая, как вспышки молний освещают перемещение жандарма по крыше. Ему, конечно, помогал кованый бортик на краю — Гроссе утверждал, что это необходимо для очистки снегов с крыш и я верила… Но вот сейчас мне эти ажурные конструкции вовсе не кажутся надежными.
Фохт скрылся из зоны видимости, перебравшись на мою половину крыши. Гром усилился, и я очень надеялась, что прислуга не сильно пялится на мои окна, когда над подоконником появились сначала ноги, потом еще немного ноги, а потом раскачивающийся на ремне герой-любовник.
— Федор Андреевич, Вы так дебютируете или уже практиковали? — неожиданно ровным голосом поинтересовалась я.
— В нерабочее время как-то обходился дверями. — щедро улыбнулись мне из дождя.
Я молча посторонилась, давая ему войти, после чего захлопнула окно и зашторила его от греха подальше.
— Ванну Вам можно уже не предлагать?
Он аккуратно снял капюшон и расстегнул плащ.
— Потерплю.
Я пожала плечами и прошла в спальню. Только хотела зажечь свет, как на мою ладонь опустилась его, мокрая и прохладная от дождя.