Пепел и роса

Алева Юлия

— Из Москвы мы переезжаем сюда! — громко известил родственник. Ну Питер не Сибирь, малой кровью обошлись. — Должность губернатора в Москве упраздняют, все полномочия теперь у генерал-губернатора, ну да Бог ему в помощь.

Выпили не чокаясь.

— Власовского на пенсию отправят. — тяжелый взгляд в мою сторону. Я пожала плечами: малой кровью дядька обошелся. — А меня товарищем министра внутренних дел. Вот, — он достал из-за пазухи конверт. — назначение.

— Радость-то какая. — показушно просияла я. Это ж теперь вся семейка будет в прямом контакте, и я от Ольгиных проектов не отверчусь.

— Да. Нелегко это все сложилось, — он потер висок. — но теперь

уж решено. Тебя, Михаил Борисович, тоже переведем сюда. Глупость это — в Томск ехать в твои-то годы. Глядишь, остепенишься, корни пустишь…

Престарелый саженец покосился в мою сторону и углубился в тарелку.

— А покуда заберу я твоего пациента, Ксения Александровна, а то не дело это незамужней под одной крышей с чужим мужчиной жить. — с показушной строгостью произнес граф, когда подали чай.

— Только чтобы кучер плавно ехал, без тряски. Пусть рану два раза в день мажет. И повязки чтобы свежие меняли. А швы снимать я сама приеду. — засуетилась я.

— Гляди, Михаил Борисович, как заботится. — рассмеялся господин Татищев.

Мы быстро собрали все пожитки пациента, он на прощание посмотрел мне в глаза и поклонился.

— Благодарю Вас, Ксения Александровна, за все. Я теперь Ваш вечный должник.

Я обняла его и отпустила обоих мужчин восвояси.

Вот, значит, как жизнь поворачивается. Это все, конечно, изменит мою жизнь, но к добру ли? Само собой, ссылка графа или опала точно прибавила бы хлопот и огорчений, но я привыкла уже жить без надзора… С другой стороны, всегда можно попросить помощи или денег, да и по-родственному оказаться на разных балах и приемах.

Так и не определившись в своем отношении к назначению родича, я отправилась ко сну.

Утром помаялась и все-таки поехала в Усадьбу проверять состояние больного. Граф пребывал в наилучшем настроении за время нашего знакомства: сброшенное с плеч губернаторство отчего-то только радовало и наполняло умиротворением.

— Чай будешь? — он с легким умилением наблюдал как я переминаюсь с ноги на ногу.

— Да я тут… Хотела посмотреть… Повязки проверить. — дома чудить проще.

— Да иди уже. — рассмеялся хозяин дома.

Тюхтяев был застигнут за поеданием жареной курицы, и я вызверилась на него по полной — как привыкла с Петей и почти так же, как с Фохтом по ту сторону нашего приключения. Тот смутился и все порывался спрятать тарелку под кровать, чем изрядно меня рассмешил. Рана была прекрасна — ни свищей, ни воспалений, чудесные корочки. Я потыкала ее в свое удовольствие и только потом заметила странное выражение лица Тюхтяева.

— Что-то не так? Больно? — всполошилась я.

— Нет. — он рассматривал меня как впервые. Потом взял мои руки в свои и поцеловал кончики пальцев. Сначала на правой, потом на левой. Медленно и очень чувственно получилось. Контраст очень жесткой щетины, горячих губ и пристальный взгляд, прожигающий до затылка, но не подозрительно или ехидно, как обычно, а совсем иначе, словно темный янтарь глаз плавился прямо сейчас. Даже дыхание перехватило — и это у меня-то.

Ну вот зачем, а? Так же все хорошо шло…

— Михаил Борисович! Это неэтично, когда пациент флиртует с доктором. — попыталась пошутить я. Вот только комок в горле мешает беззаботно похихикать.

— Так я же не всегда буду пациентом. — улыбнулся он почти прежней своей улыбкой.

— Если станете есть что ни попадя — надолго задержитесь в этом статусе. — строго произнесла я и отправилась восвояси. Почти что с достоинством, если бы еще не спотыкалась на пороге.

Викторианская мораль и ограничения в контактах между полами приводят

к совершенно обратным результатам — мимолетные прикосновения становятся сильнейшим афродизиаком, люди придают пустячным контактам излишнее значение. Ну вот почему меня до дрожи пробрало? Тюхтяев — мужик неплохой, но видов я на него вообще не имею. Неприятный шепот рассудка сообщал, что Тюхтяев — улучшенная версия Фохта: тот же сыскарь, но опыта поболее, не считает, что служба и я не совмещаются, знаком со всеми моими тараканами (ну хорошо, не со всеми, зато без скидок на мое происхождение), вкус имеет специфический, раз на меня позарился, графа, опять же, устраивает… Возраст, конечно. Зато мозги есть. То, что не красавец — это точно не главное в наше время. А почему бы и нет?

14

На обратном пути мне взгрустнулось и захотелось праздника. Город лениво переживал июльский зной, знать скрывалась на дачах, курортах и в именьях, и лишь совершенно маргинальные личности вроде меня шастали по магазинам. Хотелось радости, позитива, приключений… нет, про приключения можно вычеркнуть, я их тут уже на три жизни наелась.

Мне удалось по случаю прикупить корсет более яркой окраски. Судя по косому взгляду продавца, это не пристало даме из хорошей семьи, но если бы кто знал, до чего надоела эта монохромность в белье. Зато чулки с вышивкой не считались пошлостью, а еще появились чудные летние и осенние шляпки с флоральными мотивами, поэтому удалось оторваться аж на две сотни рублей. И когда Фрол еще денег пришлет? Несмотря на шестизначный баланс на счете было неприятно, что средства утекали куда быстрее, чем притекали обратно. То бы еще этакое придумать, чтобы денег заработать быстро и законно? Мои таланты в карточных играх не позволят поправить финансовое положение в случае чего, а потенциальные женихи сплошь бессребреники.

Вот к слову о них… Он стоял в элегантном серо-голубом костюме, с новой тростью и этой своей полуулыбочкой на перекрестке, так что обойти или сделать вид, что не заметила — не получалось. Да и секундная заминка, покуда я вспоминала как правильно дышать, вряд ли укрылась от него. Не краснеть уже поздно, так и пришлось гордо, задрав носик к небу, отмерять брусчатку Невского проспекта.

— Доброго дня, Ксения Александровна! — ишь ты, даже котелок приподнял.

— И Вам всего наилучшего, Федор Андреевич!

— Могу ли я помочь Вам? — и ловко подхватил мои свертки.

Что остается делать? Скандалить на улице непристойно, так мы и направились в сторону дома с трилистниками. Долгая получится прогулочка.

— Как здоровье Вашего сиятельства?

— Превосх…Вашими молитвами! — я неловко соскользнула с камушка и подвернула ту самую многострадальную ногу. Не растянулась по мостовой только быстрой реакцией Фохта. Поймал меня, прижав к себе, обдал запахом одеколона, легкого мускуса и и чего-то еще, что присуще только ему. Если прикрыть глаза, то словно снова июнь, ночь, моя спальня. Я замерла и только выдохнула, когда меня поставили на пол. Ступать на ногу было невозможно, так и пришлось брать извозчика.

Ехали мы в напряженном молчании. Я, само собой, знала, что во всем права, а он — редиска. Хотя книженция «Жизнь в свете, дома и при дворе», прикупленная перед первыми визитами к московскому губернатору, но прочитанная только недавно, прозрачно намекает, что это я превратилась в женщину, утратившую социальное положение, а он-то ведет себя вполне пристойно.

Мой спутник легко выпорхнул из коляски, помог мне выйти, провел внутрь дома, занес покупки и замер.

— Изволите выпить чаю? — процедила я.