Пепел крестьянской Души
Шрифт:
Закончив с размещением товарища на временный постой, Знаменщиков присел на край нар и по-хозяйски предупредил: «Керосин береги. Лампу часто не зажигай, печку им не растопляй. Поленица берёзовых дров за стеной сложена. За водой на озеро будешь ходить. Пешня и топор под нарами лежат. В общем, утром, при дневном свете сам во всём хозяйстве разберёшься». «Ружьишко ещё бы мне. Тогда совсем бы жизнь райской показалась», – пошутил Василий. «С ружьём похуже будет. У меня ещё осенью берданку комиссары изъяли. Зато пару фитилей и с десяток капканов здесь где-нибудь и припрятаны», – ответил Григорий на полном серьёзе. «Ну, ладно, дорогой товарищ, не буду я тебя больше задерживать. Не беспокойся за меня. Разберусь завтра с нехитрым хозяйством своего укрытия. Прошу только – не забудь выполнить мою просьбу», – напомнил Губин. «Выполню. При первой же возможности все новости узнаю и тебе сообщу», – пообещал Григорий и стал собираться в обратный путь.
Проводив товарища и подкинув корма Воронко, Василий набрал охапку душистого сена и вернулся в избушку. Разложив сено на нарах и кинув на него полушубок, он завернулся с головой в тулуп и лёг. Небольшой внутренний озноб, вызванный холодом, прошёл быстро и через двадцать минут из-под овчинного тулупа послышалось мирное молодецкое похрапывание.
Проснулся Василий уже когда на улице рассвело. «Сколько же сейчас времени?» – подумал беглец, посмотрев в крошечное окошко, через которое с трудом пробивались холодные лучи светила. «Уже много. Вон как высоко над лесом солнце поднялось. Пора вставать. Надо Воронко напоить, самому поесть и за печку браться. Без неё мне каюк здесь будет», – ответил он сам себе и с большой неохотой стал выбираться из-под тулупа.
Весь световой день Губин трудился как пчёлка. Пробивал в сугробе до озера деревянной лопатой дорожку, долбил пешнёй в метровом льду прорубь, поил лошадь, грел на костре воду для замешивания раствора и ремонтировал печь. На улице уже стало темнеть, когда Василий, аккуратно наложив в печь дров, подсунул под них большой лист бересты и поджёг его. Сначала нехотя, а затем всё веселее и веселее, голубой огонёк стал облизывать просохшие рёбра поленьев. Прошло ещё какое-то время, и огонь заполнил всё внутреннее пространство печи. Василий закрыл дверку, приоткрыл поддувало и вышел на улицу за очередной порцией дров. Невольно, он посмотрел вверх и увидев дым, идущий из трубы, воскликнул: «Вот это тяга! Теперь мне не страшен никакой мороз!».
Домик прогревался очень долго. Вначале тепло вбирали в себя бревенчатые стены и потолок, и только затем деревянный пол и прочие надстройки. Но как бы там ни было, часа через три в помещении запахло домашним теплом и даже уютом. Василий сварил в чугунке картошку в мундирах, вскипятил в ведре воду, заварил чай и нарезав большими ломтями хлеб и сало, с удовольствием поужинал. Затем, дождавшись, когда в печи прогорят последние полешки, закрыл вьюшку. Спал он во вторую ночь в нижнем белье, прикрывшись только полушубком.
На следующий день, чтобы скоротать время с пользой, Василий вытащил из под нар несколько капканов, тщательно протёр их засаленной тряпкой, и после обеда, став на широкие лыжи, отправился расставлять охотничьи снасти в ближайшем от избушки лесу. Крепкий мороз, умиротворённость, исходящая от окружающей природы, и физическая нагрузка, вызвали в организме молодого мужчины прилив силы, уверенность в себе, а также чувство голода. Поэтому, как только он добрался до своего укрытия, сразу же стал готовить ужин. Удовлетворив желудок богатой на калории пищей и выпив пару кружек чая, он сразу же почувствовал непреодолимую тягу ко сну.
Третий день Василий также провёл в труде и заботах. Проверил капканы, в которые попался заяц-беляк, прорубил во льду озера три проруби и опустил в них фитили, а также провёл в помещении избушки генеральную уборку. После наведения порядка в жилище, Василию оно уже не казалось таким тесным и неуютным. Закончив все дела до темноты, он затопил печь и стал готовить ужин. Всё у него вроде бы пошло по порядку, по-хозяйски, словно не в бегах он был, а на охоте в тайге. Но в это же время в душе стал разгораться огонь тоски, противоречий и раздражённости: «Пригрелся тут. Родные, поди, с ума сходят, не ведая где я сейчас и чо со мной. А то – того хуже, красные комиссары над ними изгаляются за мой побег. Эх, чо за жизнь пошла в нашем крае?! Трудились веками на земле спокойно, с властью и совестью в согласии жили. Так нет, куманькам наша мирная жизнь костью в горле застряла. И откуда эта бесовская порода на свет появилась? Зачем им власть над народом, если не знают, как его прокормить? Сколько крови они уже попили крестьянской и всё никак не успокоятся. И от господа Бога отказались, чтобы совесть не мучила по убиенным ими простым гражданам. Может, прав был Колчак, когда призывал на борьбу с коммунистами и жидами? Помоги мы всем миром ему уничтожить их, сегодня может быть вновь покой и благоденствие на нашей земле восстановились. Но чо теперь о том вспоминать, когда время ушло. Колчака нет, а эта саранча всё сильнее и сильнее распространяется по земле сибирской, поедая не только хлебушек крестьянский, но и души людские. И чо с ней делать, как бороться – только сам Бог знает. Да и знает ли? Если бы знал, разве допустил бы до такой беды наш край. Нет, видно самим нам надо начинать с этой саранчой бороться ни на жизнь, а на смерть. За нами правда, а значит мы сильнее духом, чем эти ненасытные звери. Это они врываются в наши дома, грабят и издеваются над стариками, женщинами и детьми, а не мы. Всегда считал, что мой враг тот, кто нападает на Россию и хочет её завоевать. А оказалось, что более ненавистным врагом может стать брат по вере и крови. Только воевать с ним гораздо сложнее. Поднять руку на иностранного захватчика дело чести, а вот как заставить себя поднять руку на единоверца, которого дома ждут, такие же, как у тебя, русские мать и отец, а может, и жена с детьми? Какая же лютая злоба должна заставить русского мужика подняться против таких же, как он сам. Но, видно, такое состояние в нашем обществе настаёт. Вон как в Пинигино всё население стало на дыбы и не позволило комиссарам забрать из их амбаров последнее зерно. Даже кровь пролилась невинная. А ведь продотряды по всему уезду разъезжают и также везде грабят население. И стоит только где-то вспыхнуть искорке народного гнева, как моментально пламя борьбы с куманьками распространится на весь сибирский край. Тогда никому не удастся отсидеться в укрытии. Всем придётся выбирать на чьей стороне воевать. А чо касается меня, то такой выбор я уже сделал. Буду бороться с захватчиками земли сибирской до последней капли крови».
После ужина, он вышел на улицу и направился к застоявшемуся без дела в стойле Воронко. Почуяв хозяина, тот радостно зафыркал, замотал головой и мощным движением туловища, стряхнул с себя слой налипшего снега. «Ну, чо, друг, скучно тебе в этом безмолвном местечке находиться? В бой рвёшься? Ничего, потерпи ещё немного и мы оба с тобой порезвимся, покуражимся. Вот приедет Григорий, расскажет о делах, которые творятся в волости, и буду я думать, как нам жить дальше», – пообещал он четвероногому товарищу и прижал его большую голову к себе. Словно поняв слова хозяина, Воронко закрыл глаза и тихо-тихо проржал. Василий добавил в кормушку сена и направился в сторону избушки. Но не доходя до дверей, с непонятной ему тревогой, стал всматриваться в ночное звёздное небо. «Пурга к утру нагрянет», – сделал он вывод и стряхнул с пимов снег.
Сон в эту ночь у Василия не заладился с самого вечера. Мысли роем поселились в его голове и держали в напряжении до полуночи. За это время он успел вспомнить почти все события, происходившие в жизни вплоть до этой зимней ночи. В воспоминаниях было больше хорошего и дорогого сердцу, чем отвратительного и унижающего. И особое место в них занимал образ Полины, который незримо присутствовал в его мыслях, делах и мечтаниях. Василий разумом понимал, что теперь их воссоединение вряд ли когда-нибудь может произойти, но в душе надеялся на чудо, которое подскажет ему путь к сердцу девушки. «Ты будешь моей, чего бы мне это ни стоило», – произнёс тихо он и отключившись от раздумий, прислушался. «Завывает! К утру занесёт так, что из избушки не вылезти. Придётся ждать Григория, чтобы откопал дверь». Но в это время громко заржал Воронко и рядом с избушкой раздался мужской голос. Василий мгновенно вскочил с нар, схватил топор и прижался к стене, возле двери.
«Братуха, ты жив ещё здесь? Волки не разорвали на части? Может, в избу пустишь ночного гостя?» – послышался весёлый голос Чикирева Петра. Василий снял дверь с крючка и с силой толкнул её наружу. Но та чуть отошла от косяка и застопорилась. «Погоди, не толкай больше. Я сейчас отгребу снег от неё», – предупредил Пётр. «Когда уж вьюга успела сугроб нанести? Вроде и началась недавно», – подумал Василий, явно обрадовавшись появлению сродного брата.
Глава четвёртая
«Да ты хорошо здесь устроился! Тепло, светло и мухи не кусают. Собрался видно до весны на болоте скрываться?» – подтрунивал Петр, обнимая брата. «А тебя ко мне в такую пургу, да ещё ночью, чо привело? Гришка, наверное, рассказал, где я отлёживаюсь?» – спросил Василий. «Он самый. Случайно встретились. Я ведь, брат, после вооружённой стычки с комиссарами, тоже был вынужден в бега податься. Вот и рванул в сторону Знаменщиков через Сергино, а там в это время у своей родни Гришка оказался», – ответил Пётр и продолжил: «Аккурат на следующий день, после того, как тебя отправил через Петровку домой, в Большое Пинигино вновь нагрянул продкомиссар Коротков со своими подельниками и отрядом красноармейцев. Цель у них была одна – зачистить до последнего зёрнышка амбары всех без разбора жителей. Но не тут-то было. Врасплох они нас не застали. Все жители деревни встали на защиту своего добра. Схватив в руки топоры, вилы и колы, мы ещё вначале деревни перегородили дорогу этим разбойникам. Сначала кричал и грозился револьвером Коротков, а затем не выдержал напряжения Зубринский и дал команду красноармейцам стрелять по людям. Но несмотря на то, что они ранили больше пятнадцати человек, из которых трое скончались, по дворам этим хищным зверюгам пройтись не удалось. Однако и с пустыми руками они из Большого Пинигино не ухали. Дождавшись подкрепление, комиссары и милиционер Зайчиков стали выявлять и вылавливать зачинщиков сопротивления. Как понимаешь, я в стороне не стоял от этих событий, поэтому не стал ждать ареста и рванул в бега. Тем более, что батя до сих пор у них находится. Мы собирались отбить наших деревенских во время этапирования их в Ишим, но события того дня помешали нам это сделать. И вот теперь я здесь, у тебя. Но не один, а с нашими деревенскими – Субботиным Степаном и Беловацким Иваном. Они на улице, недалёко от избушки меня поджидают», – сообщил новость Петр. «Так чо же мы с тобой здесь лясы точим? Иди, зови парней. А я пока картошку с мясом разогрею, да воды накипячу. Устали, поди, по лесу, да сугробам всю ночь мотаться? Вот я вас зараз и подкреплю», – пообещал Василий.