Пепел Вавилона
Шрифт:
— Потеря Фреда стала тяжелым ударом, — сказал Холден. — Он был моим другом. Но это не изменит положение. Он составил план, и я собираюсь его придерживаться. Фред позвал вас, считая, что вам есть что предложить, а также что вы получите благодаря этому плану кое-какие преимущества.
Карлос Уокер встрепенулся, как будто наконец-то услышал что-то интересное. Холден кивнул ему, намеренно двусмысленно. Потом повернулся к Бобби. Ее очередь.
— В плане существуют военные аспекты, — сказала она. — Его не выполнить без определенного риска, но мы уверены, что награда того стоит.
— Вы сказали, это представитель Марса? — спросила Эйми Остман.
— Сержант Драпер была посредником
Прозвучало странно. Бобби слегка напряглась при этих словах, собралась и выпрямила спину. Когда она снова заговорила, то почти таким же тоном, как и раньше, не громче и не грубее, но в нем появилось какое-то ожесточение.
— У меня есть боевой опыт. Я командовала отрядами в сражениях. По моему профессиональному мнению, предложение Фреда Джонсона — наша самая большая надежда на долгосрочную стабильность и безопасность в Поясе.
— Трудновато в это поверить, — сказала Эйми Остман. — Как по мне, капитан Холден забрал всех женщин, а Инарос забрал все станции.
Прежде чем Холден успел ответить, Мика эль-Даджайли огрызнулся:
— Как по мне, Инарос так же плохо умеет удерживать территории, как и женщин.
— Хватит уже этих глупостей про женщин. Что за детские выходки! — сказал Карлос Уокер. Его голос удивил Холдена — тонкий и мелодичный. Как у певца. И никакого астерского акцента. — Он потерял и Доуза. Потерял всех, кто сейчас в этой комнате, прежде чем даже начал, иначе нас бы здесь не было. Вместо сердца у Инароса открытая рана, и мы все это знаем. Но я хочу услышать, как вы намерены изменить положение. Каждый раз, когда вы пытаетесь его достать, он отбрасывает вас за пределы досягаемости. Ваш объединенный флот очень скоро будет слишком сильно растянут. Мы для этого понадобились? В качестве пушечного мяса?
— Я пока не готов обсуждать детали, — сказал Холден. — Первым делом мы должны думать о безопасности.
— Зачем вы собрали нас здесь, если не хотите рассказать о своих намерениях? — спросила Эйми Остман.
— Медина, — заговорил Лян Гудфорчун, не обращая на нее внимания. — Вы собираетесь захватить Медину.
«Что-то пойдет не так. Это всегда случается. Они разглядят то, что не должны были увидеть, и поставят ловушку там, где ты ее не ждешь. Они умны, и каждый преследует собственные интересы. Когда это случится, не «если», а «когда», то нет ничего хуже, чем запаниковать. А на втором месте — клюнуть на удочку».
Холден подался вперед.
— Хочу дать всем вам возможность обсудить это, прежде чем мы перейдем к тактике, — сказал он. — Я поговорил с шефом службы безопасности. Она предлагает вам остаться на станции или вернуться на свои корабли. Можете свободно разговаривать друг с другом или с любым, с кем считаете нужным. У всех вас есть доступ к системам связи на станции, без слежки, а может, вы предпочтете систему связи на собственных кораблях, где вас точно не запишут и не заглушат. Если вам интересен этот план, встретимся здесь через двадцать часов. Тогда я буду готов рассказать все подробности, но ожидаю от вас взамен преданности и определенных обязательств. Если вас это не устраивает, то в этот промежуток времени вы можете беспрепятственно покинуть Тихо.
— А после этого? — поинтересовался Карлос Уокер.
— А после этого тут будет совсем другая страна, — ответил Холден. — Тут всё изменится.
Холден, Наоми и Бобби встали. Остальные четверо поднялись секундой позже. Холден наблюдал, как каждый из них прощается или не прощается. Когда за четырьмя эмиссарами закрылась дверь, и он остался наедине с Наоми и Бобби, Холден снова плюхнулся в кресло.
— Охренеть, —
— Я же говорила, это полное дерьмо, — сказала Бобби, опершись о стол. — Ты уверен, что давать им полную свободу на станции — это хорошая идея? Мы не знаем, с кем они решат поговорить.
— Мы всё равно не смогли бы им помешать, — возразила Наоми. — А так это вроде как жест доброй воли с нашей стороны.
— Значит, спектакль и дворцовые интриги, — сказала Бобби.
— Это на время, — сказал Холден. — Только пока они не купятся. А как только они согласятся, займемся нашим планом.
— Планом Джонсона, — поправила Бобби, а потом добавила: — Ладно, между нами. А у Фреда Джонсона и правда был план?
— Уверен, что был, — ответил Холден, слегка расслабившись. — Только я не знаю, в чем он заключался.
— Так что мы продаем?
— Я как раз пытаюсь это придумать.
Глава тридцать четвёртая
Прощания с телом не было — Фред Джонсон, Палач станции Андерсон, завещал переработать своё тело в системе станции Тихо. Должно быть, вода, бывшая прежде его кровью, уже прошла через краны станции. Кальций его костей войдёт в цикл питания гидропоники. Более сложным липидам и протеинам потребуется больше времени чтобы превратиться в гумус на грибных фермах. Фред Джонсон, как и все умершие до него, распался на компоненты и снова вернулся в мир, изменённый и неузнаваемый.
Его образ воплощали фотографии на стенах часовни. Портрет зрелого мужчины, полковника на Земле. Изображение старика, черты лица ещё твёрдые, но в глаза уже вкралась усталость. Нескладный мальчишка, лет десяти, не больше, в одной руке держит книжку и машет другой, лицо расплылось в счастливой детской улыбке. Те же уши и разрез глаз, но Доузу как-то трудно было поверить, что этот счастливый ребёнок вырос в того сложного человека, которого он, Доуз, знал, которого называл другом и предал.
Поминальную службу устроили в небольшой часовне, настолько агрессивно межконфессиональной, что не отличить от зала ожидания. Вместо религиозных символов её украшали сдержанные абстрактные формы. Золотые круги, травянисто-зелёные квадраты. Нарочито-пустые международные атрибуты, заполняющие место, где могло находиться что-то значимое. В логотипе промышленной корпорации «Тихо» в полумиле отсюда — и то смысла больше.
Скамьи были из текстурированного бамбука и производили впечатление настоящего дерева — сосны, ясеня или дуба. Доуз видел живые деревья лишь на картинках. Он не отличил бы одно от другого, но деревянное покрытие придавало маленькому помещению солидный вид. Он не стал садиться, а расхаживал у портретов Джонсона, заглядывая в глаза, не возвращающие взгляда в ответ. Что-то в груди Доуза мешало ему дышать — что-то тяжелое и неясное.
— Я подготовил речь, — сказал он. Голос эхом отозвался в пустоте, придавая ей глубину. — Очень продуманную. Тебе бы понравилась. Насчёт природы политики и прекраснейшей способности человеческого существа меняться, подстраиваясь под окружающую среду. Мы, как вселенная, осознанно перестраиваем себя. При этом неизбежны провалы, победы и отступления, — он невесело усмехнулся. Это прозвучало как всхлип. — На самом деле я хотел сказать «прости». Мне не просто досадно, что поставил не на ту лошадь. Я об этом жалею, да. Но прошу прощения за то, что при этом дискредитировал тебя.