Пепел
Шрифт:
– Да, разброс слабых взрывов уложился в восьмисоткилометровый диаметр. Мы не знаем, что это было, судя по силе – слабые нейтронные или даже обычные заряды, но лазер работает исправно. Может, цели покрыты каким то суперотражателем, мы того не ведаем, но сделать ничего нельзя: у нас нет еще одной линии обороны, «Большой» – последний рубеж.
В этот момент достижение милитаризма рвануло над Северной галереей. Заряд не мог проникнуть в грунт, но его мощь превышала силу удара повседневных маленьких метеоритов, хотя нацеливала микробоеголовку обычная случайность и вероятность успешного попадания равнялась числу с кучей нулей после запятой в десятичной системе счисления с арабскими цифрами. Рыхлый, намеренно спрессованный грунт испарился и отскочил, обнажая нагое величие Земли – тройной защитный кожух, сохраняющий тепло, воздух и людей. Но слишком близко был взрыв, и кожух, смятый навалившимся грунтом и температурным перепадом, лопнул, выпуская воздух, сдаваясь хаосу и преумножая царство энтропии. И сразу кавардак начался внизу, воистину это была одна из выигрышных лотерей Самму Аргедаса, и, ведай он о случившемся, порадовался бы отменно: это был отсек-ответвление, в котором отсиживались пилоты, не занятые в отражении удара. И выла сирена, мало кого
Краем глаза, в далекой перспективе внешнего мира, он уловил движение-плеск. В этом окружающем полутемном мире непросто было различить детали, однако само нарушение мертвой размеренности вокруг разом привлекало к себе внимание одиночки. Кьюм настороженно вгляделся в подозрительное направление. Очень скоро он заметил на поверхности воды светлую полосу, обозначающую движение некоего тела довольно приличных размеров. Оно создавало свои собственные, расходящиеся в округе волны, струящиеся поперечно по отношению к природным. Хадас встал. На вершине обрыва он оставил мощный, хорошо подготовленный к ближнему воздушному бою аппарат, однако личного оружия у него не было. Тем не менее это движущееся чудо не очень походило на пловца, слишком плавно, без лишних всплесков и шума оно перемещалось. В его голове подпрыгивали, стремясь выделиться из общего фона, мысли-догадки, но он не мог зацепиться окончательно ни за одну из них. Это совсем не походило на плавучее техническое средство, если бы это было так, он бы бежал без оглядки, он уже знал, какую опасность представляют встречи с человеком на планете Гаруда. За последние несколько часов он участвовал в таком калейдоскопе событий и столько раз прошел по лезвию случая, любой шаг по которому мог закончиться прекращением жизнедеятельности, что несколько пресытился острыми впечатлениями, к тому же после столь долгого нахождения в чреве планеты его глаза все еще не совсем улавливали перспективу обволакивающего мира: во время полета ему помогало подсознание, но сейчас оно решило передохнуть и оставить решение за верхней областью коры, однако той овладело любопытство. А странный объект внезапно замер, а затем сменил направление движения в сторону человека. Хадас Кьюм все еще стоял, в оцепенении угадывая размеры движущегося к нему тела. Теперь, в полумраке и вблизи, он уловил, что туша не такая маленькая, но подробности все еще не угадывались, даже форма объекта оставалась неясной. Хадас вышел из ступора, когда таинственное создание мгновенно ожило. Это произошло у самого берега. Всей пробуждающейся шевелящейся массой эта тайна стала разваливаться на отдельные части, и сразу внутри головы полыхнула догадка. Словно наяву, из памяти ухмыльнулся Самму Аргедас: «Как кстати сбежали эти ребятки. Давненько я не подкармливал своих мантихоров. То-то кальмарчики порезвятся. Знаешь, если бы не мои старания, они бы вымерли, а может, и вообще не появились в реальности. Ты их не видел, пилот? Мерзкая вещица и нападает стаей, пока мне не притащили одного на демонстрацию, я вообще в них не верил». Хадас тогда отнесся к словам диктатора с сомнением, и, видимо, зря. «Лучше раз увидеть, чем сто раз услышать», – говорится в старинной доиндустриальной поговорке. Теперь Хадас полностью поверил в ее правоту.
Маленькие самостоятельные струящиеся тела метнулись на берег. Человек отшатнулся, упал в сидячее положение. К ногам уже рвались жадные маленькие щупальца, заходя с нескольких сторон и мешая друг другу. Хадас поджал ноги, резко перекатываясь на спину: другого пути отступления уже не было. Где-то в черепе продолжала звучать запись разглагольствований Аргедаса, развалившегося в кресле: «Даже не представляю, чем питаются эти монстры, когда не попадаются глупые людишки? Знаешь, мне пришлось под угрозой кар запретить распространять информацию об этих тварях, так как дошло до того, что некоторые смены ремонтников океанической сбросовой трубы отказывались работать во внешней воде. Говорили даже, что мантихоры прогрызают или растворяют скафандры. Когда я был маленький, я никогда не слышал о таких тварях, может, они пришли теперь из глубин или просто вывелись под действием радиации? Интересная проблема – жалко, передо мной стоит множество более актуальных. Жизнь наша коротка».
Однако Хадас продолжал за нее бороться. Что-то схватило его за лодыжку: он, не оглядываясь, рванул ногу что есть мочи. Его отпустили. Он упал на четвереньки, проскакал в этом положении пару метров. Обе ступни снова обволокла скользкая мягкая масса. Ладони утонули в холодном, припорошенном льдом песке. Он уперся, не давая этой мутированной форме жизни затащить себя в воду, он знал, что это будет конец. Однако его никто не тащил, их масса в отдельности порядком уступала его весу, а работать согласованно они, слава богу, не умели. Зато новые, менее прыткие чудища начали наваливаться на его икры. Черт возьми, это было похлеще ночного кошмара. Цунами ужаса накатилось из глубины детства, затапливая черепную коробку. Хадас оглянулся: из этого неудобного положения он видел, как к нему ползут, подтягиваясь на выброшенных по курсу движения щупальцах, новые гады. Он не наблюдал у них глаз, просто колыхающиеся тела полуметровой или чуть более длины. Некоторые из них совершали слабое подобие прыжков, не умея полностью оторваться от родимой Гаруды. Слава изобретателю Вселенной, он не мог чувствовать их слизистые нутра через одежду, это было бы уже слишком. Прорываясь через новую волну оцепенения, его мозг снова взорвался импульсами приказов. Он хотел жить, он уже точно видел будущее и знал, что, если навалится вся стая-симбиоз, выхода уже не будет. Хадас рванулся, мгновенно
Последив некоторое время с безопасного расстояния за мантихорами и несколько досадуя на свой первоначальный испуг, Хадас побрел по берегу, приводя в норму свои ощущения и работу сердца.
В Средневековье ученые часто спорили, на какой глубине от поверхности Земли помещен ад, и никак не могли прийти к общему мнению. Теперь можно было ответить на этот вопрос с уверенностью: на глубине от двухсот пятидесяти метров до трех с половиной километров, в недрах планеты Гаруда, системы желтого карлика – звезды Индры, ближе к концу левого рукава Млечного Пути – ад материализовался.
Теперь микрозаряды из калифорния пошли в дело не только в космосе, но и в туннелях. Всего лишь несколько взрывов чудо-пуль на разных уровнях привели к сложной системе завалов. Многие места стали непроходимы, а некоторые совсем отрезаны от остального города. Сразу нарушилась сложная система снабжения государства воздухом и электричеством. Хотя первоначально получилось остановить повстанцев, о результатах не всегда удавалось доложить: расстроились средства правительственной коммуникации. Тщательно продуманная схема распределения поперечных и продольных нагрузок кровли сразу же устарела: потолки стали рушиться, и в совсем неожиданных местах, порой на километры в стороне от взрывов. В этом пылу и дыму все как-то совсем забыли о том, что город находится не только ниже поверхности суши, но и ниже уровня океана. Произошло смещение пластов в районе сверхдлинной отводящей мусорной трубы. Сдавленная прессингом в двадцать атмосфер вода хлынула на нижние уровни, и никто не встал на ее пути. Применение сверхразрушительных средств в столь хрупкой системе, как подземный город, словно сорвало с последних тормозов человеческое сознание не только плохо руководимых толп, но и лидеров. Сразу проявили себя доселе дремавшие и маскирующиеся силы. Многие статусы уровня тринадцать-пятнадцать ввели в дело свои собственные подчиненные формирования в индивидуальных интересах. Общество «Матома» на этом фоне стало выглядеть самой массовой, но далеко не самой хорошо вооруженной организацией.
Через много-много часов Гюйгенц сумел запустить некоторые системы. Теперь он увидел, что творится вокруг и где он находится, и все это ему очень не понравилось. Снизу на него накатывалась красно-коричневая атмосфера Гаруды. Она уже захватила его в свои гравитационные сети, и, добавив ее к своей собственной, он получил скорость входа в атмосферу – более двенадцати тысяч метров в секунду. Это должно было случиться через пятьдесят три минуты. Нужно было срочно заняться приведением в чувство введенного в ступор реактора, еще находящегося под впечатлением крепких электрических объятий своего коллеги по ядерным процессам. Однако Гюйгенц все же решил довершить начатый параллельно ремонт передатчика. Потом, по плану, у него была проверка системы «свой – чужой», но теперь приходилось вносить коррективы в долгосрочные прогнозы. Тем более что косвенно система прошла проверку: его до сих пор не расстреляли свои боевые околопланетные спутники.
Когда розовеющий индикатор передающего устройства загорелся веселым зеленым светом, Гюйгенц с удивлением воззрился на часы: он совсем забыл о времени. Он спешно надиктовал сообщение и пустил его в циклическое повторение для внешнего эфира. Затем он облетел пустое пилотское кресло и стал колдовать над ручной регулировкой тяги, мысленно вызывая из памяти схемы, смотреть в настоящие было некогда, да и неоткуда: электронный подсказчик получил электрошок, и в его ячейках памяти все еще бродили растерянные магнитные привидения, заблудившиеся в вихревых токах.
Гюйгенц обливался потом, ползущим по телу в самых невероятных направлениях, когда корабль потряс первый сокрушающий удар и невесомость на мгновение исчезла. Ударившись, пилот подумал о том, что хорошо сделал, избавившись три часа назад от боевых ракет: лишние тонны веса на борту могли бы решить ситуацию не в его пользу. Когда невесомость вновь возникла, пилот запустил во все еще повернутые к планете сопла струю горючего, и сразу обратное ускорение придавило его к полу. Гюйгенц привстал, дотянулся до пульта, откорректировал автоматическое изменение тяги на ближайшие минуты и сделал попытку добраться до сиденья. Максимальный режим разогрева двигателя все еще был блокирован системой аварийной защиты реактора – он не успел придумать, как ее обойти, посему впереди была неминуемая посадка, и скорее всего жесткая. В этот момент корпус снова прошил осевой удар о воздушную подушку, донельзя разреженную, но уплотнившуюся от скорости входящей в нее ракеты. Ненадежно закрепленный после аврала, провернутого Гюйгенцем, перегоревший блок постановки помех подпрыгнул, словно приобретя жизнь, и обрушился на человеческую голову. И все поплыло перед глазами. А корабль продолжал проваливаться в газовую оболочку планеты.
За этот долгий день Хадас так вымотался, что, найдя подходящую скальную нишу, несколько удаленную от берега, присел отдохнуть. После нападения мантихоров никто более не проявлял к нему интереса, а его собственное любопытство угасло с усталостью и под действием безысходности будущего. Когда-то он часто думал о смерти, с его работой это было неминуемо, но со временем ощущение притупилось, и рутина перемолола философию. Однако теперь, сидя в холодном каменном выступе, он в который раз подумал о будущем. Тогда, в далеком по счету миновавших событий прошлом, он хотел умереть в бою, ощущая под собой мощную, стремительную, послушную машину. Похоже, судьба пошла ему навстречу: там, наверху, его ждал летательный аппарат с остатками горючего. Засыпая, он решил немного передохнуть, а затем отправиться в последний полет. Во сне холодный ветер дул ему в затылок, но Хадас все равно улыбался.