Перед лицом Родины
Шрифт:
Концов, поощрительно кивая, всем своим видом показывал, что полностью согласен со словами старика.
— Но помочь можно лишь тогда, — продолжал Василий Петрович, — когда у тебя есть, когда ты в силах. А ежели мы последнее отдадим, разве ж от этого наше государство сильным будет? Нет, не будет! Истинный господь, не будет! Мы ослабнем, и государство наше ослабнет… Ну, скажите ж за ради бога, сколько ж с нас, прости господи, можно шкуру драть?.. Вези и вези хлебушко, будто у нас бездонные закрома. Вот, скажем, на меня наложили страшенный налог: триста двадцать пудов хлеба. Ведь это ж ужасть! Это-то при двух десятках десятин
— У тебя, Василий Петрович, больше было посева, — перебила его Сидоровна.
— Ну, нехай, могет быть, и побольше немножко, — согласился старик. А почему вот он-то, Сазон Мироныч, не составил акт на то, что половина моего посева погибла от засухи? Ведь я ему о том не раз гутарил. А он говорит: ладно, учтем. И вот тебе учел. Привел к тому, что хлеб взыскивают и с погибшего посева. Прав дед Ерофеевич, что выступал тут: посевы у нас пропали от засухи. Я все же, как сознающий человек, заставил своего сына Захара отвезти на элеватор двести пудов. Ежели б были силы, отвезли б еще, да силов нету. Осталось немножко хлеба, вряд ли и до нови хватит. Я уж не гутарю, что сами мы пооборвались и не на что купить материялу на штаны да на рубахи…
— И на семена не осталось, — проронил кто-то.
— Ну, я о семенах уж не говорю, — внушительно заявил Василий Петрович. — Добрый хозяин сам голодный будет, а семена прибережет, потому как без семян хлеборобу хоть ложись да помирай. Вот что я хотел, дорогие товарищи, сказать, нет у нас хлебушка. Может, у кого и есть, а у меня нет лишка.
Сзади его глухо заговорили станичники:
— Уж ежели у Ермаковых нет хлеба, так у нас его и подавно не бывало.
— Ермаков знает, что к чему. Ежели он не сдает хлеб, значит, знает, не надобно его сдавать. У него ведь сын — красный генерал, а дочь прохвессорша…
Нахмурив брови, Концов тяжелым взглядом смотрел на Василия Петровича.
— Ну к чему ты речь-то свою клонишь? — грубо оборвал он Василия Петровича.
Старик запнулся.
— А вот я и хочу сказать, дорогой товарищ, что хлеба у меня нету… Вот что хочешь со мной делай, а хлеба нету, и вывозить на элеватор мне нечего…
— Нету у нас хлеба! — взвизгнул бабий голос.
— Нету-у! — подхватил пожилой калмык.
— Тише! — предупредила Сидоровна. — Говорите по одному.
Выступали затем и другие станичники. Они резонно говорили о том, что налог на них положен очень повышенный, так как половину хлебов позажгло суховеем и они погибли. В свое время стансовет не произвел обследование погибших посевов и не составил актов, а теперь вот и приходится за это расплачиваться казакам.
Сазон Меркулов не стал оправдываться.
— Вина, конешное дело, моя в этом есть, — сказал он, — но я сообщал в район, просил, чтобы выслали комиссию для обследования погибших у нас посевов. Так никто оттуда и не приехал. Мне б надо поехать самому толкнуть это дело, а я не поехал, понадеялся, что пришлют комиссию…
Сход затянулся допоздна. Василий Петрович, не дождавшись конца собрания, ушел, как и многие другие казаки и казачки. Покинули собрание как раз те, кто особенно протестовал против сдачи хлеба.
После их ухода Концов распалился вовсю.
— Вы что, саботажничать? — кричал он свирепо на казаков. — Не хотите задолженность государству выплачивать? Так мы вас сожмем так, что и не пикнете. Предлагаю завтра же отвезти на элеватор остальной хлеб по плану. Возражений никаких
Хмурые и озлобленные, расходились казаки и казачки с собрания.
XIX
Вечером следующего дня Концов распорядился созвать пленум стансовета.
— Да актив из бедноты пригласи на заседание, — сказал он Сидоровне.
Когда канцелярия стансовета была забита приглашенным народом дополна, Сидоровна предоставила слово Концову.
— Так вот, товарищи, — вытянувшись до потолка, угрюмо сказал уполномоченный, — дело обстоит плохо. Очень плохо! Ныне повезли на заготпункт хлеба всего только тринадцать с половиной процента к плану. Вот теперь и считайте: план был до этого выполнен на шестьдесят три процента, да ныне вывезли на тринадцать процентов… Выходит, всего семьдесят шесть процентов. Вот! А кто к нам будет еще выполнять двадцать четыре процента? Пушкин?.. Нет, Пушкин не будет выполнять. План должны выполнить мы. Вот как обстоит дело на нынешний день. Вчера мы со всеми гражданами добром говорили: вывозите хлеб. Не вывезли. Не захотели вывозить — не надо. Мы заставим вас вывезти. Будем действовать. Нам, товарищи, даны большие права. Не желает кулачье добром-хлеб вывозить, так мы к нему крутые меры примем. Если, к примеру, какой-нибудь злостный зажимщик Иван Иванович не вывозит, а прячет хлеб, то нам дается право применить к такому зажимщику «кратку». Это значит, если ему надо сдавать двести пудов, а он не сдает, то мы имеем право наложить на него налог в трикрат или в пятькрат… Значит, он должен вывезти хлеба шестьсот или все тысячу пудов…
— Ой-ей-ей! — закачала головой какая-то старушка. — Иде же он, болезный, наберет столько хлеба-то?..
Концов неприязненно глянул на нее.
— Шла бы ты, бабушка, спать, — сказал он раздраженно. — Зачем ты сюда пришла?
— А зачем же вы звали меня? — обиженно спросила старуха. — Ежели не нужна, так могу и пойтить поспать…
— Так это же председатель комитета бедноты, — смущенно сказала Сидоровна. — Тетка Груша. Самая что ни на есть беднячка в станице, активистка…
Концов опешил.
— Беднячка?.. Активистка? — бормотал он. — Чего же не сказали?..
Но вскоре он оправился и снова вошел в азарт.
— И если он и после этого не вывозит хлеб, — продолжал Концов, — то не медля же описываем его имущество и распродаем с аукционного торга. С кулаком нечего церемониться…
— А ежели это не кулак? — послышался тихий голос.
— Ну, это мы поглядим, кто он, — ответил Концов. — Не кулак, так, значит, подкулачник, раз хлеб зажимает. Понятно?
Ему никто не ответил. В стансовете наступила такая гнетущая тишина, словно здесь и не было полусотни человек.
— Сейчас, — нарушил снова тишину Концов, — мы создадим несколько комиссий. В каждую из них войдут наши товарищи из бригады, — кивнул он на парней, приехавших с ним из Ростова и сидевших теперь в задних рядах. Каждая из таких комиссий пойдет по дворам злостных зажимщиков хлеба, будет настаивать, чтобы каждый несдатчик хлеба выполнил свои обязательства. А не будет сдавать он хлеб, обыскивать такого, налагать на него «кратку» и описывать имущество для продажи с торгов. На всякий случай давайте наметим, на кого можно наложить «кратку». Вы тут лучше народ-то знаете, так называйте фамилии… Ну, что же молчите?..