Перед вратами жизни. В советском лагере для военнопленных. 1944—1947
Шрифт:
Те военнопленные, которые знают нас по 165-му лагерю, рассказывают о своих проблемах. Они особенно доверяют Конраду.
— Нам придется начинать здесь с самого начала! — говорит Конрад, собрав нас в углу верхней спальни, где на второй день нашего пребывания в лагере кривоногий русский комендант предоставил нам спальные места.
Здесь нас и находит лейтенант Михайлов.
Он долго совещается с Конрадом в кабинете офицера-политработника.
Туда же вызывают и сталинградца. В антифашистской школе он был когда-то образцовым ассистентом.
В Германии сталинградец был
В плену он превратился в понятливого ученика московской доктрины. Проявив недюжинные педагогические способности, он обучал тысячи курсантов в школе. Все больше и больше восторгаясь новой доктриной, политикой и философией — тем миром, о котором он как представитель машиностроительной фирмы не имел ни малейшего понятия, — совершенно свободный от предрассудков, он превратился в школе в самую лучшую рабочую лошадку. Пока его не обвинили в сектантстве. После этого, по большевистскому обычаю, он выступил с самокритикой. Последовало изгнание в лагерную зону. Однако он сохранил веру в свои силы и большевистскую доктрину. Последнее время работал в бригаде, которая обеспечивала лагерь дровами.
Однако потом был комиссован, несмотря на офицерский паек, который был положен ему, как бывшему начальнику финансовой части.
После этого лейтенант Михайлов включил его в список Центрального актива в Иванове.
И вот теперь он политический папа римский в Центральном активе: это Эгон Крамер, воевавший в Сталинграде. Очень старательный, враг всякой фамильярности.
Сама сознательность, сама поверхностность.
Его идеал — красная профессура в Германии!
Но жена Крамера скажет мне позднее:
— Я могу представить себе, что он положит голову на свой письменный стол и заплачет, когда увидит беглецов из Восточной зоны. Он будет плакать, как большой ребенок!
Но пока до этого еще не дошло.
Потом всех нас вызывают вниз к лейтенанту Михайлову.
Он сидит в шинели за письменным столом.
Мы выстраиваемся полукругом перед ним.
— Предстоит тяжелая политическая работа. От каждого потребуется полная самоотдача. Кто хочет отказаться, должен сделать это сейчас. Никто не будет на него обижаться!
Когда же случалось такое, чтобы после подобных слов кто-нибудь действительно отказывался?
Никто не отказывается и на этот раз.
Но оказывается, что начать политическую работу не так-то и просто. Наш политический аппарат попал в такую же ситуацию, в какой, например, оказывается станок, выгруженный неожиданно для всех в грязь деревенской улицы. Вначале возникает множество помех.
Когда Конрад вместе с Грегором отправляется к коменданту лагеря, кривоногому капитану, чтобы довести до его сведения, что вонючий картофельный суп представляет опасность для здоровья, наш аппарат подвергается первой серьезной атаке.
Война разгорается.
Кривоногий приходит в ярость.
— Почему делегация? — кричит он.
Почему эти военнопленные, которых посадили в его лагерь и которых он по необъяснимой причине не может послать на работу, чтобы заработать хорошие
Ни о какой делегации речь не идет, переводит ему Грегор, наш переводчик из Баварии, когда всю нашу группу вызывают в кабинет коменданта.
— Плохая дисциплина! — рявкает кривоногий и, чтобы придать своим словам больший вес, стучит своим пролетарским кулаком по столешнице шаткого письменного стола.
Но постепенно и до него доходит, что мы, надоедливые непрошеные гости, должны сделать из его свинарника образцовый лагерь. Мы хотим ему помочь!
Мы отвечаем за все лагеря военнопленных в Иванове, но живем в его 13-м лагере.
Ведь нам же надо гдегто жить и питаться. Но раз мы в качестве Центрального актива попали в 13-й лагерь, то, конечно, должны позаботиться в первую очередь о том, чтобы здесь все было организовано образцово.
И здесь первой проблемой, которую надо решить, является вонючий картофельный суп. Разве остается кривоногому что-то другое, кроме как предложить нам направить на кухню дежурного из наших рядов?!
Но кто же из нас должен взять на себя трудную миссию первого дежурного?
Пожалуйста, в качестве первого специалиста Центральный актив может предложить кандидатуру Радольника.
Радольник, находящийся в плену уже шестой год, в течение нескольких лет был шеф-поваром в антифашистской школе. Маленького роста, очень педантичный, скупой. Образцовый шеф-повар.
Однажды Радольник спас жизнь лейтенанту Михайлову. Михайлов несколько недель лежал с высокой температурой и таял прямо на глазах. Радольник сумел вновь вернуть ему аппетит. Позже Михайлов в знак благодарности неоднократно брал Радольника с собой на утиную охоту. По складу характера Радольник очень привязчив. Из благодарности Михайлов послал Радольника вместе с нами в Иваново. Отсюда же Радольник отправится однажды домой в Германию.
Но сейчас Радольник первым из нашего актива вступает в действие. Кто бы мог подумать!
Через восемь дней Радольник, наконец, сдает свой тщательно подготовленный отчет: «Мои наблюдения на кухне лагеря 324/13». Целый меморандум. Он попадает напрямую в руки Михайлова.
Нет, мы не обязаны направлять такие важные документы через офицера-политработника 13-го лагеря. Мы поддерживаем связь напрямую с управлением. Нам может приказывать только лейтенант Михайлов. Все в 13-м лагере начинают испытывать страх перед Центральным активом. Начинают дрожать все, кто связан с русской или немецкой администрацией лагеря.
Пленные отмечают, что суп становится лучше. Но это уже не может спасти руководство лагеря. Через несколько недель кривоногого коменданта смещают с поста. Правда, ему еще разрешают некоторое время неуклюже семенить кривыми ногами рядом с новым энергичным комендантом, старшим лейтенантом Максимовым, но с ним уже покончено. Еще важнее, что отстраняют от должности Кожаное Пальто. Кожаное Пальто — это русский заведующий складом. Старший лейтенант. Это он продал на черном рынке картофель, предназначенный для 13-го лагеря. Когда бывало такое, чтобы русский заведующий складом не спекулировал продуктами пленных?