Перед выходом в рейс
Шрифт:
— Почему мне не сказали?
— Паники не хотел. Подъехал утром к ее дому, подождал нет. Подумал сначала — самое лучшее сейчас податься в бега. Ведь если она заявит, меня сразу возьмут. Но потом… Позвонил на работу — вроде все тихо. Значит, решила молчать.
— И будет молчать. Деться ей некуда.
— Пока некуда. А что дальше будет? Нам надо на нее выйти, прежде чем она… очухается. Я вечером даже прошел в ее квартиру, просидел там всю ночь. Мент приходил, тот самый, которого ты ловишь. Поскребся и ушел. Ну а если она сама к ним придет?
— Она не придет. Повязана.
— Кто ее знает. Дура шальная — Шеф достал из кармана паспорт, протянул. — Держи.
Алексей взял паспорт, полистал. «Севрюкин Павел Васильевич». На фото — вроде чуть-чуть похож. Если Шеф приготовил это для него — сойдет.
— Рядом с Вериным домом есть магазин, знаешь? — сказал Шеф. — Завтра утром пойдешь туда. Наймешься рабочим. И как только увидишь Веру позвонишь.
Гаевы
Родители Веры Гаевой жили в пятиэтажном доме на втором этаже. Дверь квартиры открыл Сергей Викторович. На вид хозяину квартиры было лет шестьдесят. Впалые морщинистые щеки. Высокий. Пиджак с кожаными подлокотниками, шерстяная рубашка.
Комната, куда пригласили Таурова, оказалась большой, с широким окном, задернутым тюлевой занавеской. Обстановка была добротной. Почти тут же в комнату вошла мать Веры, Нина Александровна. Приятная женщина, подумал Тауров. Именно приятная, другого слова не подберешь.
Выслушав все, что рассказал Тауров, Нина Александровна спросила:
— Вера вам что-нибудь объяснила? Сказала, что уедет?
— Ничего не сказала. Наоборот, я понял, что утром увижу ее на заводе. Но утром на заводе ее не было. Сослуживица, Валентина Андреевна, ничего не знает. Меня это несколько удивило, понятно, я забеспокоился. Ну и вот я у вас. Мой интерес несколько назойлив, но бывают обстоятельства. Я ничего не знаю о Вериных знакомых. Вне завода. Знакомых, подругах и, скажем так, друзьях. Поэтому хотел бы узнать у вас о них.
— Ниночка, подожди, я ведь должен объяснить. — Гаев выглядел несколько раздраженным. — Вера наша дочь, вас мы почти не знаем. И вдруг вы просите узнать о знакомых. Что значит «узнать»? Мы должны дать вам телефоны ее знакомых? Подруг?
— Ну, если это удобно. Я не настаиваю, но я мог бы всех обзвонить. Даже обойти.
Гаев покачал головой:
— Очень любезно с вашей стороны. Но, право, обходить знакомых нет оснований. У моей дочери своя жизнь, она взрослый человек. В конце концов, она имеет право даже исчезать. И, понимаете… Вы, конечно, простите, но давать телефоны ее подруг мне бы не хотелось. Думаю, моя жена с этим согласна.
Нина Александровна мягко провела рукой по лбу, будто снимая что-то невидимое.
— Сережа… — после этих слов наступила тишина. Сергей Викторович подошел к окну; через несколько секунд взглянул на жену, повернулся и вышел из комнаты. Гаева вздохнула.
— Пожалуй, муж прав. Спасибо, но думаю, Вера скоро объявится. И — не сердитесь? Хорошо? — Добавила шепотом: — Подождите меня на улице.
Разговор
В просвете между домами мелькнула матово-зеленая поверхность озера. Усевшись на присыпанную пожелтевшей хвоей скамейку, Тауров стал наблюдать за двумя отчаянными каноистами у дальнего берега. Каноисты успели подгрести к берегу и начали вытаскивать лодку, когда из-за угла показалась Нина Александровна. Села рядом, сказала без всякого перехода:
— Вячеслав Петрович, я никогда не позволила бы себе этого вопроса, если бы… Если бы не все это… Пожалуйста, не скрывайте от меня ничего, я ведь мать. У вас с Верой что-то было? Какие-то отношения?
Вопроса следовало ожидать, но он не сразу нашелся что ответить. Гаева приложила руку к груди:
— Вы сказали, что позавчера вечером были у Верочки?
— Нина Александровна, у нас не было никаких отношений.
— Вы… рано ушли?
— Я ушел в одиннадцать.
— Понимаете, позавчера вечером, часов в семь, Вера нам позвонила. Подошел муж, она говорила с ним. Он передал мне содержание разговора. Получалось, Вера в тот вечер кого-то ждала. Очень ждала. Вот я и подумала — она ждала вас?
— Она ждала кого-то друг ого. Простите, Нина Александровна, думаю, вы лучше меня должны знать, кто это такой.
Подождав несколько секунд, Нина Александровна заправила под шапку волосы. Положила сумку на колени.
— Вообще-то у Верочки есть один человек. По моим расчетам, совсем не мальчик. Вера с ним познакомилась, когда работала балериной, на пароходе. В варьете. Ей было девятнадцать. Ну а ему — за сорок. Конечно, когда у твоей дочери начинают появляться золото, бриллианты, шуба за несколько тысяч… Когда, не взяв у нас ни рубля, она покупает квартиру… — Неожиданно Нина Александровна заплакала. Тауров подождал, пока она успокоится. Сказал:
— Мне кажется, ваша дочь почти наверняка ждала этого человека. Собрала вещи, взяла собаку и уехала в неизвестном направлении. Пока в этом нет ничего страшного. В принципе неизвестных направлений у нас нет. Наведем справки в Аэрофлоте, проверим морской и наземный транспорт. Но все же советую, не мешкая, написать заявление о пропаже с просьбой о розыске. И отнести в ваше отделение милиции. Кроме того, вы должны дать мне адреса и телефоны всех Вериных подруг и знакомых. Всех, кого вы знаете. — Достал блокнот. — Слушаю.
Записав адреса всех знакомых Веры и родственников Гаевых, Тауров встал:
— Спасибо еще раз. И вот что, не стесняйтесь. Обращайтесь по любому поводу. Запишите мой телефон, меня не будет, передадите, мне сообщат. Узнаете что-то, просто возникнут какие-то сомнения, приходите. Нахожусь я на улице 25-го Октября, краевое управление внутренних дел.
Краевое управление ВД
В краевом управлении Тауров зашел к начальнику угрозыска Урзанову. Кроме хозяина кабинета, в комнате сидел худощавый лейтенант лет двадцати пяти. Урзанов кивнул: