Перед выходом в рейс
Шрифт:
— Да, да. Я понял. Раздевайтесь, Сергей Иванович.
— Спасибо, я ведь на минутку. Только за тем, что у вас оставил Леша.
Серых растерянно почесал в затылке:
— Я ведь тоже человек. Пенсия маленькая, ну и все такое. Понимаете?
Человек улыбнулся, полез во внутренний карман пальто. Впрочем, рука его там застыла.
— Думаю, мы сможем договориться. Это не проблема. Но сначала я хотел бы знать, что Леша у вас оставил?
— Ерунду. Портфельчик такой небольшой. — Рука человека сделала за пазухой короткое движение. Серых добавил: — Пусть, говорит, постоит. Ну и не забрал. Сами понимаете. Раз умер.
— Так несите. Этот портфельчик, где он?
Серых молчал. Помедлив, человек достал из-за пазухи бумажник, Серых усмехнулся:
—
— Узнаю. — Человек открыл бумажник. Было слышно, как зашелестели деньги. — Вот. Достаточно?
— Что вы. Премного благодарен. Вполне достаточно.
Человек взялся за ручку двери:
— Значит просьба: я у вас не был. Портфеля этого вы в глаза не видели. Леша вам ничего не заносил. Хорошо?
— О чем вы. Но и вы тоже, Сергей Иванович, не подведите. Я вам ничего не давал, вы у меня не были. Если что.
— Не беспокойтесь. Всего.
— До свиданья.
Пока Серых открывал засовы, Тауров решал: что делать? Задерживать «Сергея Ивановича» сейчас, в доме, нельзя. Нет никаких сомнений, что он послан Болышевым. Но где тот его ждет? Поблизости? Где-то в городе? Неясно. Похоже, к дому Серых «Сергей Иванович» подошел пешком — звука машины слышно не было.
Если Болышев ждет свего посланника, то скорее всего ближе к городу. И очень может быть — в машине. Выбирать не приходится, придется идти следом за «Сергеем Ивановичем».
Как только дверь за гостем захлопнулась, из комнаты выглянул Шабенко:
— Не он?
— Не он, — ответил Тауров. — Предупредите группу наблюдения: задерживать этого человека нельзя.
— Они и так это поняли. Сигнала ведь нет.
— Я пойду за ним, вы с Гнушевым перекройте подходы.
— Ясно.
Выскользнув на улицу, Тауров тут же прижался к стене. Фонарей мало, вряд ли кто-то его увидит. Всмотрелся — вдали удаляющаяся тень. В руке — портфель. «Сергей Иванович». Идет спокойно, не оборачиваясь. Отпустив тень чуть подальше, Тауров двинулся следом. Шел размеренно, спокойно, думая тем не менее только об одном: не потерять изредка возникавшую в свете фонарей серую тень. Скорее всего все-таки это человек случайный, слишком беззаботно он идет.
Пройдя около двух кварталов, «Сергей Иванович», не оглядываясь, завернул за угол. Воспользовавшись тем, что прохожих здесь было больше, Тауров прибавил шагу. Завернул следом — «Сергей Иванович» по-прежнему не торопится. Все ясно: впереди, метрах в сорока, у тротуара стоят вишневые «Жигули». По движению «Сергей Иванович» направляется именно к этой машине. Теперь терять нечего, надо прибавлять… Вот «Сергей Иванович» подошел к машине, взялся за дверцу, открыл… Не спеша сел рядом с водителем. Но закрыть дверцу не успел — подскочив, Тауров перехватил ее. Нагнулся — так и есть. За рулем Болышев.
Инженер отдела сбыта сначала сделал вид, что вообще не замечает Таурова. Он вглядывался вперед, будто решал — дать или не дать полный газ. Наконец повернулся. Сказал с хорошо наигранным удивлением:
— О-о, кого я вижу… Вячеслав Петрович?
— Я, Вадим Алексеевич.
— Добрый вечер. Вам что-нибудь нужно?
— Нужно. Извините, но вы задержаны.
— Я? За что? Разве я сделал что-то незаконное?
— Сделали. И за это вам придется отвечать.
— Но что я сделал?
— Что в этом портфеле?
Болышев усмехнулся:
— Понятия не имею. Человек попросил его подвезти — я согласился.
— Понятно. В таком случае подвезите и меня.
— Вас? — Болышев пожал плечами. — Пожалуйста. Тогда товарищу придется выйти.
— Товарищ поедет с нами. Он тоже задержан.
«Сергей Иванович» вскинулся:
— Позвольте, я за что? Я тороплюсь, мне нужно ехать.
— Придется подождать. — Захлопнув переднюю дверцу, Тауров сел сзади. — Вадим Алексеевич, пожалуйста, улица 25-го Октября. Краевое УВД.
Последние детали
Прошло несколько месяцев. Началась весна, первые муссоны несли
Поздно вечером Тауров на оперативных «Жигулях» подъехал к знакомому месту. Остановился у входа в ресторан «Золотой рог», выключил мотор. Последние три месяца сюда, к «Золотому рогу» он подъезжал не раз — и каждый раз, постояв не больше минуты, уезжал. Что-то мешало ему задержаться здесь, и наконец в последний приезд он дал зарок: он встанет здесь и будет ждать хоть до утра, но лишь когда будет завершено с производством и передано в суд дело Болышева. Сегодня это случилось.
Наверняка уже пятнадцать лет назад, поступив снабженцем на фарфоровый завод, Болышев был готов к тому, чтобы именоваться «Шефом». Проработав на фарфоровом производстве шесть лет, Болышев через подставных лиц подбил на преступление нескольких мастеров. Требовалось от них немного — при нанесении золотой каемки на блюдце или чашку чуть ослабить нажим кисти. Каемка становилась на какую-то часть микрона тоньше, но так как блюдец через руки мастера за смену проходит много, к концу дня у него остается немного сэкономленного жидкого золота. И так изо дня в день. Таким образом Болышеву, тщательно скрытому от непосредственных исполнителей преступления, удалось «выкачать» около двадцати килограммов чистого золота. Болышев остался в стороне и после того, как преступная группа на фарфоровом заводе была разоблачена, отдана под суд и осуждена. Золото, найденное при обысках, несколько килограммов, было конфисковано. Однако значительная часть, около пятнадцати килограммов, была к тому времени уже спрятана Болышевым в надежных тайниках. Не дожидаясь разоблачения преступной группы на фарфоровом заводе, Болышев подал заявление о переводе в отдел снабжения в тихое и далекое от «золотых дел» место — на СРЗ. Именно здесь он сумел войти в сговор со старпомом «Петропавловска-Камчатского» Разиным, которого, впрочем, знал еще раньше. Они познакомились на «Приамурье», во время шестимесячного отпуска Болышева, предшествовавшего его переходу на судоремонтный завод. К тому времени Болышев знал и Пономарева. Использовав талант своего «шестерки», «Шеф» наладил изготовление фальшивых золотых десяток. Затем подал идею вывозить монеты за границу, пряча их в тайнике. Тайник был изготовлен искусными руками того же Пономарева в одном из питьевых танков рефрижератора. Несколько членов экипажа «Петропавловска» опознали предъявленное им фото Пономарева, подтвердив, что именно этот человек во время капремонта что-то делал в одном из питьевых танков.
Но для Таурова важно было задержаться не только на этих событиях. Его больше интересовал шестимесячный отпуск Болышева девятилетней давности, использованный им после увольнения с фарфорового завода. Во время круиза на «Приамурье» новоиспеченный подпольный миллионер Болышев познакомился не только с начинающим мошенником Разиным. Во время путешествия он увидел также юную артистку варьете Веру Гаеву. V' Веры в этот момент был сложный период жизни. Ведь она мечтала посвятить себя искусству, готовилась к этому, но встретила неожиданное сопротивление в лице отца. Назло ему поступила в варьете на круизный теплоход. И именно здесь встретила Болышева. Ясно, оба могли заинтересоваться друг другом: Болышев увлекся красивой танцовщицей варьете, Вера — сильным, уверенным в себе, преуспевающим человеком. Главное — этот преуспевающий человек, тонко уловив момент колебаний, открыл перед Верой совсем другие перспективы. Как ей показалось, более прочные, чем зыбкий и неясный путь в искусстве. Именно Болышев убедил Веру «для вида» согласиться с отцом. Поступить в технический вуз и «тихо» его окончить — для предложенной им своей избраннице скрытой жизни. Болышев без развода оставил семью, Вера без лишних скандалов перебралась в выстроенную для нее квартиру. Оба хотели построить свою, известную и нужную только им жизнь. Так или иначе. Вера была убеждена, что лучшего партнера ей не найти.