Перед вызовами времени. Циклы модернизации и кризисы в Аргентине
Шрифт:
Case study
Соя в Аргентине
Исторически соевые бобы впервые стали культивироваться в странах Азии (Китай, Корея, Япония) и попали в Европу только в XVIII в.: в 1740 г. – во Францию и в 1790 г. – в Англию. Коммерческий интерес к их выращиванию возник еще позже – в период Второй мировой войны, когда возникла потребность в новых значимых источниках продуктовых масел и жиров. С 1942 г. соя начинает культивироваться в США, которые на многие десятилетия становятся ее крупнейшим производителем и экспортером. В Аргентине соя появилась в первой половине 1970-х гг. В эти годы произошло потепление вод Тихого океана в районе Эквадора, что привело к значительному снижению улова перуанской сардины, из которой производилась рыбная мука – важнейший в то время корм для скота и птицы. Единственной реальной заменой была соевая мука, спрос на которую быстро возрастал, особенно в странах Азии и США. Таким образом, складывался новый огромный рынок сои и ее субпродуктов, и аргентинские сельхозпроизводители (с подачи перонистского правительства) проявили к этой теме живой интерес. В октябре 1974 г. два грузовых самолета «Геркулес» ВВС Аргентины доставили из США семена сои, которые прямо с аэродрома на грузовиках развезли по заинтересованным хозяйствам. Аргентинский аграрный сектор начал осваивать новую культуру, чтобы в начале XXI в. превратить страну в крупнейшего мирового экспортера соевой муки.В идейном арсенале власти (и ее союзников) имелись аргументы и более общего, стратегического и макроэкономического характера. Главный из них – необходимость преобразования аграрной экспортоориентированной модели, сформированной в период монетаристских
Таблица 12.5 Прибыль с 1 га после уплаты налогов на экспорт (в песо по курсу 2007 г.)
Составлено по: revista Márgenes Agropecuarios. –
Однако по сравнению с ситуацией до 11 марта потери аграриев были чувствительными. Поэтому лидеры аграрного сектора придерживались другого мнения и восприняли в штыки новую инициативу в фискальной области. Представители крупного аграрного бизнеса квалифицировали введение «мобильных налогов» как «настоящую конфискацию », поставившую под угрозу рентабельность производства зернобобовых культур. В оппозицию власти встали крупнейшие объединения аграриев: Аргентинские сельскохозяйственные конфедерации, Ассоциация производителей сои, Аграрная федерация, Аргентинское сельскохозяйственное общество и другие. «Правительство семьи Киршнер – препятствие на пути экономического развития», – заявил президент Аграрной федерации Эдуардо Бусси615. «Аграрный сектор говорит: «Хватит!» – под таким названием был обнародован согласованный ответ Розовому дому, с порога отвергавший аргументы власти и требовавший от нее установить «ясные и предсказуемые правила, которые способны стимулировать инвестиции… и обеспечить растущее предложение продовольственных товаров для нашей страны и остального мира»616.
Сформировав единый фронт борьбы с властью, ведущие организации сельхозпроизводителей сумели привлечь на свою сторону значительную часть общества и, опираясь на поддержку союзников и симпатисантов, прибегли к открытым силовым методам противодействия: забастовки, пикетирование, локауты. «Забастовка аграриев превратилась в экономическую и политическую проблему. Ее решение зависит от воли к переговорам, которую не демонстрируют ни правительство, ни сельхозпроизводители», – с нескрываемой тревогой констатировала в редакционной статье газета «Кларин»617. Действительно, несмотря на периодические встречи главы государства и других высших политических руководителей с лидерами аграриев, события развивались в логике противоборства. Ни та, ни другая сторона не желала идти на принципиальные уступки. Страна раскололась на два лагеря, возникла угроза возвращения в политическую жизнь контрпродуктивной схемы «друг – враг» на базе известной еще с 30-х гг. прошлого века антиномии между (условно) городом и деревней. На эту опасность указал Р. Альфонсин, написавший: «Аргентина много пострадала от такого рода антиномий, которые годами раздирали аргентинское общество»618. Бывший президент осудил действия Розового дома, назвав уровень новых налогов «абсурдным», и заметил, что правительство встает на путь превращения в экономического хозяина страны и стремится сделать частных предпринимателей своими служащими.
Но высказывались и прямо противоположные оценки. В конце апреля было обнародовано письмо группы интеллектуалов (ученых, писателей, журналистов), в котором, в частности, говорилось: «Мы являемся свидетелями жесткой конфронтации между секторами, исторически доминировавшими в экономике, политике и идеологии страны, и демократическим правительством, пытающимся проводить реформы с целью усилить участие государства в экономике и перераспределить национальное богатство»619. Наиболее активную поддержку правительству оказали ведущие профсоюзы. Председатель Всеобщей конфедерации труда Уго Мойано характеризовал позицию противников власти как «отражающую интересы аграрной аристократии и направленную на организацию государственного переворота»620. Более сдержанно повели себя лидеры индустриальных кругов. Они не испытывали особой симпатии к «разжиревшим» на высоких ценах крупнейшим аграриям, но опасались дальнейшего усиления вмешательства государства в экономическую жизнь. Учитывая такие настроения, президент АИС Хуан Карлос Ласкураин заявил: «Нужно успокоиться, хорошенько подумать и начать диалог»621. Очевидно, в Розовом доме от промышленников ожидали большего.
Столкнувшись с отчаянным сопротивлением сельскохозяйственного сектора, правительство предприняло попытку внести разлад в единый фронт аграриев и с этой целью в конце марта озвучило комплекс мер, облегчавших положение основной массы сельхозпроизводителей. Например, в случае с соей речь шла о мелких хозяйствах (до 150 га земли и 500 т продукции), на долю которых приходится порядка 80 % общего числа предприятий и 20 % совокупной производимой продукции. Этим хозяйствам предполагалось: 1) автоматически возвращать часть экспортного налога, превышавшего 35 % (то есть для них восстанавливалось статус-кво, существовавшее до 11 марта); 2) частично компенсировать транспортные расходы; 3) облегчать доступ к «мягким» кредитам БАН; 4) с помощью субсидий поощрять рост продукции с высокой добавленной стоимостью622. Одновременно власти добились от крупнейших местных производителей удобрений (компаний «Профетриль», «Каргилл» и «Петробраз») снижения на 20 % цен на их продукцию, что означало для сельхозпроизводителей экономию порядка 100–110 млн дол., или 12 % производственных издержек623.
По мере развития конфликта возрастало внимание к нему не только в самой Аргентине, но и за рубежом. И здесь просматривался достаточно широкий спектр разноречивых мнений. Так, Дж. Стиглиц – «любимый экономист» К. Фернандес де Киршнер – встал на сторону правительства. В конце апреля он побывал в Буэнос-Айресе и выступил с докладом
о проблемах аргентинской экономики, в котором дал положительную оценку политике в посткризисный период, в том числе налогам на экспорт. Иную позицию заняли эксперты консервативного «Фонда Наследия». В их специальном аналитическом материале противостояние власти и аграриев послужило предлогом для фронтальной критики «популистской перераспределительной политики» Розового дома и обосновывалась необходимость возвращения Аргентины к неолиберальной модели624. Тем самым проблема «мобильных налогов» оказалась в эпицентре идейных споров о путях развития аргентинской экономики.
Забастовки и иные акции протеста сельхозпроизводителей и поддержавших их транспортников нанесли стране ощутимый экономический урон. По официальным данным, в июне 2008 г. производство продовольствия упало почти на 10 % по сравнению с тем же месяцем годом раньше. Заметные потери понесли и другие сектора, что дало повод INDEC констатировать замедление темпов экономического роста625.
Накал нешуточных страстей вокруг «мобильных налогов» заставил Розовый дом (для большей легитимизации этой меры) перенести вопрос в Национальный конгресс, где правительство рассчитывало на поддержку своих сторонников, составлявших большинство в обеих палатах. И здесь случилось невероятное. Если палата депутатов хотя и со скрипом, но утвердила решение исполнительной власти, то в сенате после жарких дебатов возникло патовое положение: число голосов «за» и «против» оказалось одинаковым – 36. В таком случае последнее слово оставалось за вице-президентом
В числе причин поражения власти аналитики назвали пассивную позицию, занятую индустриальными кругами. Как отмечал профессор Университета Буэнос-Айреса Альберто Мюллер, «промышленники не поняли, что ставкой в споре об экспортных налогах было их собственное будущее, а не судьба аграрного сектора»628. Ученый пояснил: увеличение налоговой нагрузки на экспорт продукции сельского хозяйства выгодно промышленности, поскольку сдерживает рост внутренних цен на продовольствие и тормозит инфляцию. В результате не происходит чрезмерного увеличения стоимости рабочей силы, что способствует сохранению конкурентоспособности индустриальных отраслей. В более широком смысле, утверждал А. Мюллер, речь вдет о макроэкономическом будущем Аргентины. А именно: останется она преимущественно агроэкспортером или совершит рывок в сторону радикальной модернизации и диверсификации экономики и прочно встанет на рельсы инновационного развития.
Мировой кризис 2008–2009 гг.: испытание на прочность
В середине 2008 г. мировую финансовую систему охватил кризис ликвидности, зародившийся в Соединенных Штатах и ударивший по десяткам стран на всех континентах. По оценке экспертов МВФ, сложившуюся ситуацию – критические перегрузки на рынках – можно было сравнить со всемирным экономическим шоком начала 1930-х гг. Ежедневные сообщения информационных агентств с биржевых площадок стали напоминать панические сводки с театра военных действий. Глобальный «финансовый цунами» перекинулся на реальные сектора и привел к замедлению роста мировой экономики, хозяйственные системы многих государств вступили в период серьезного спада. В результате сократился спрос и упали цены на сырьевые (в том числе сельскохозяйственные) и промышленные товары, что создало реальную угрозу интересам государств-экспортеров, включая и Аргентину.
В Латинской Америке мировой кризис дал о себе знать, прежде всего, заметным снижением темпов экономического роста: с 5,6 % в 2007 г. до 4,6 % в 2008 г. и 1,9 % (оценка ЭКЛАК) в 2009 г.629 «Как и в других районах мира, – отметили эксперты МВФ, – в Латиноамериканском регионе экономика столкнулась с комбинацией ряда негативных факторов: снижением активности, более сложными внешними условиями и все еще высокой инфляцией»630.
Заметим, что первоначально трудности на рынках США и других государств были восприняты официальным Буэнос-Айресом подчеркнуто индифферентно. Аргентинские руководители говорили о своей стране как об «острове спокойствия и стабильности» в бурном океане международных потрясений. Принимая в начале октября 2008 г. бельгийского принца Филиппа, прибывшего во главе многочисленной делегации деловых кругов, К. Фернандес де Киршнер характеризовала Аргентину в качестве надежного «убежища» для бизнеса и отметила «прочность» национальной модели развития, позволяющей стране успешно противостоять внешним кризисным шокам631.
Но на деле ситуация в аргентинской экономике становилась более сложной. Сначала кризис материзовался обвалом фондового рынка. 29 сентября индекс «Мерваль» биржи Буэнос-Айреса, фиксирующий курсы акций крупнейших аргентинских компаний, рухнул на 8,68 %, что явилось самым глубоким падением за шесть с половиной лет – с 11 февраля 2002 г., и закрепился на отметке 1545 пунктов (еще в феврале 2008 г. этот показатель находился на уровне свыше 2000). Биржевые брокеры до последнего момента надеялись, что глобальные неурядицы обойдут Аргентину стороной. Но, как писала газета «Насьон», «эта иллюзия испарилась, когда произошел всемирный финансовый коллапс»632. Октябрь 2008 г. стал в полном смысле слова «черным» месяцем для биржи Буэнос-Айреса. Акции 10 ведущих компаний («голубые фишки») по сравнению с апрелем того же года обесценились на астрономическую сумму – 70 млрд песо, в ряде случаев потери составляли до 50 % корпоративной капитализации633. « Медвежий » тренд на фондовом рынке стал тревожным сигналом неполадок в национальной экономике.
К середине октября негативные последствия мирового кризиса для Аргентины стали абсолютно ясны. Цена на международных рынках главной экспортной культуры – сои рухнула на 40 % по сравнению с рекордным уровнем начала года, кукурузы – на 44 %, пшеницы – на 52 % (в начале 2009 г. эти цены все еще оставались низкими по сравнению с первым полугодием 2008 г.). Сложные проблемы возникли в связи с сильнейшей засухой и резким падением урожая основных сельскохозяйственных культур, включая сою. По сравнению с предыдущим циклом в 2008–2009 гг. сбор зерновых сократился на треть – с 96 до 62 млн т, что (вкупе с падением цен) означало критическое уменьшение поступлений от экспорта, а значит, трудности с наполнением доходной части бюджета.
Весь четвертый квартал 2008 г. снижался спрос на товары длительного пользования: автомобили, домашнюю электронику. По заявлениям представителей деловых кругов, во второй половине 2008 г. и в преддверии 2009 г. они стали отчетливо ощущать негативные последствия мировых финансовых потрясений (« финансового землетрясения», как писала пресса) для реальных секторов аргентинской экономики. Национальный рынок, отмечали промышленники, «замер в ожидании» будущего развития событий в США, Бразилии, Евросоюзе. Речь шла о целом ряде отраслей, чье дальнейшее динамичное развитие оказалось под угрозой. В частности, кризис затронул главные локомотивы индустрии – автомобилестроение и производство запасных частей и компонентов. Выпуск автомобилей прекратил расти после почти шести лет непрерывного наращивания производства и экспорта. В январе 2009 г. автомобильная индустрия сократила выпуск на 54,6 % по сравнению с тем же месяцем 2008 г. (с 41 228 до 18 720 машин). Схожая ситуация сложилась в ряде других отраслей. Так, производство стали упало на 31,9 %. По оценке ряда экспертов, аргентинская промышленность вошла в период рецессии634. Сокращение спроса и выпуска заставило многие компании секвестировать инвестиционные планы и программы роста занятости.
Не остался в стороне от кризиса и АПК. «Этот внешний шок осложнил положение в сельском хозяйстве, которое уже понесло потери от засухи, падения цен, удорожания удобрений, государственного интервенционизма и отсутствия финансирования», – заявил Алехандро Стенхель, руководитель крупной компании – производителя сои «Лос Гробо»635. Падение аграрного производства вызвало цепную реакцию, сократив спрос на сельскохозяйственную технику, горючее, удобрения, другие товары и услуги.
Как заметил известный экономист, бывший президент Центрального банка Марио Блехер, «у Аргентины нет иммунитета от кризиса глобальной финансовой системы и мировой экономической рецессии». По его мнению, одним из последствий могло стать сокращение экспорта. «Очевидно, что экспортные поставки имеют фундаментальное значение для экономики Аргентины, и если будет замедление мирового роста, то это скажется не только на ценах, но и на объемах вывозимых товаров», – подчеркнул ученый636. М. Блехер оказался прав. Засуха 2008 г. и сжатие мирового (и внутреннего) спроса в условиях глобального кризиса обусловили резкое сокращение аргентинской внешней торговли. В 2009 г. объем товарооборота снизился почти на 26 %, причем экспорт «просел» на 20 %, а импорт – на 32 %.