Переходники и другие тревожные истории
Шрифт:
— Премного благодарны, — ответила Дженис.
Он вручил ей три объёмных тома, все конца девятнадцатого века, все описывающие индейские обычаи.
— Похоже, они больше относятся к твоей области, чем к моей, — заметил я Дженис. И вправду, она специализировалась на языках племён Юго-Запада.
— Ещё раз спасибо, — проговорила она, положив их на стол.
Что-то стукнуло в окно. Я глянул, встревожившись больше, чем мог бы объяснить, но там был только свет неоновой вывески; а кроме этого лишь тьма и дождь. Джек Макмастерс бодро извинился и задёрнул все шторы. Всё ещё улыбаясь, он запер парадную дверь. — Этим вечером отель просто закрыт, — сказал Джек. Он щёлкнул выключателем, и неоновая вывеска потухла. Второй выключатель
— Кажется, это потрясающие книги, — заметила Дженис.
— Лоретта всегда говорила, что книги только уводят подальше. Настоящее знание, всегда говорила мне она, нельзя отыскать в книгах.
Я переглянулся с Дженис. Она фальшиво улыбнулась и сказала: — Разумеется, это зависит от того, что вы называете «настоящим знанием».
— Я говорю о настоящем знании того, как устроен мир. Например, правила жизни и смерти. Лоретта утверждала, что «настоящее знание» сознательно исключалось из книг, что никто не мог его описать, даже, если пытался, будто оно неким образом защищалось. Она бывает очень самоуверенна, моя Лоретта.
Дженис побледнела. — Бывает?….
— Я имею в виду, была самоуверенна. Когда ещё была жива.
Я почувствовал приступ истинной жалости к этому человеку. Умершая жена до сих пор заполняла его дни и мысли, будто она никогда не уходила, потому что никого другого у него больше не было.
— Должно быть, тут очень одиноко совсем одному, — сказал я, немного смущаясь и надеясь, что он не примет это за снисхождение.
— Плохо быть одному, как я уже говорил. Но это хуже. Намного хуже. Думаю, нет большего одиночества, чем в скверном браке, когда ты не можешь уйти. В нескончаемом браке…
— В наше время всегда можно быстро развестись, — озадаченно произнесла Дженис.
Старик насупился. — Замечательно, когда два человека хотят пойти своими раздельными путями. Но что вы сделаете, если другой человек не уходит? Что делать человеку, если его бывшая продолжает возвращаться, вцепилась в него, и играет не по правилам?
Ни я, ни Дженис, не смогли ничего ответить. Мы снова сидели в неловком молчании.
Дождь. Ветер. Гром. Стук в окно.
Вздохнув, старик поднялся и начал подавать обед. — Правила, — сказал он. — Как говорила Лоретта, правила — это такое дело, что их нет ни в одной книге. Думаю, вы изучите их как-то по другому.
Мы ели в тишине. Это был не мой идеал приятного вечера. Я заметил, как Дженис время от времени поглядывает на книги, словно они были сокровищами, в которые ей не терпелось зарыться. Я порадовался за неё. По крайней мере, хоть кто-то получил какую-то пользу от фиаско, в который превратился наш планировавшийся Второй Медовый Месяц.
Когда буря, наконец-то, начала стихать, стук в окне стал громче и настойчивее. Я не мог этого терпеть. Я хотел закричать, даже выбежать наружу и схватиться с бродягой, пусть даже…
Но Джек Макмастерс просто поднялся из-за стола и сказал: — Так, люди. Есть кое-что, чему я должен уделить внимание. Прошу прощения. Я могу немного задержаться, поэтому, когда закончите, просто оставьте посуду на столе. — Он выглянул из-за шторы, затем надел шляпу и дождевик, но вышел через чёрный ход, через прачечную за офисом.
Намного позже нам с Дженис удалось заняться любовью во тьме Номера Для Молодожёнов, не так, чтобы на отлично, но, пока мы безмолвно нащупывали друг друга, то не ругались и действие свершилось. Потом какое-то время мы лежали не двигаясь, вслушиваясь в тишину далёкой пустыни и недалёкое капанье дождевой воды с крыши. Наверное, я ненадолго заснул, потому что пробудился, страдая животом, ибо мексиканская пища отказывалась упокоиться с миром.
Но, по дороге к уборной, я замер. Окно было распахнуто. Оттуда лился лунный свет и в нём, обнажённая, поверх одеяла, сияла Дженис. В тот момент она была умопомрачительно прекрасна. Всё, что я мог сделать — это не зарыдать, не от её вида, а от понимания, что мы ещё могли свернуть с пути, которым шли несколько последних лет. Мы ещё могли вновь полюбить друг друга, как прежде, если попытаемся, по крайней мере, на время. Как говорил Джек Макмастерс, ещё не все возможности исчерпались. Если только мы осмелимся…
Когда я вернулся из туалета, облако закрыло луну, и комната погрузилась во тьму. Моё внимание привлёк клокочущий шум снаружи. Я подошёл к окну и выглянул.
Ночь была тёмной, но я довольно чётко всё различал. Я видел их силуэты на бледном песке пустыни: полуголого старика и того, другого. Слышались безутешные рыдания, и я узнал голос и узнал человека. Это был Джек Макмастерс, по пояс голый, рука об руку с тем пепельным существом. Вымокшая масса его головы покоилась на плече Джека, прислонившись к его тощей шее. Ласково потираясь носом. Лишь тогда я полностью сообразил, что у «бродяги» женские очертания. Ошибиться было невозможно.
Через десять минут я тащил свою полураздетую и всё ещё протестующую жену вниз по грязному холму, с обоими нашими рюкзаками в руках, спотыкаясь о камни и кактусы. Пару раз она меня пнула. Она выкрикивала каждое ругательство, которое знала. Я был сильнее её. Я одолел. Через некоторое время она успокоилась.
Но я не смог объяснить. Я не мог. Никогда. Я просто знал, что существуют браки намного, намного хуже нашего.
Когда мы вернулись в цивилизацию, Дженис и я развелись. Тогда это казалось единственной достойной альтернативой. Когда минуло несколько лет и мы стали встречаться по работе, на конференциях и тому подобном, я обнаружил, что больше уважаю её на расстоянии, чем, когда мы были женаты. Она даже начала мне нравиться.
Но я никогда не рассказывал ей, что видел той ночью, а она никогда не рассказывала мне, о чём догадалась. Мы не делимся настолько интимными вещами. Мы пошли своими собственными раздельными путями.
Лестничный дух
Но сначала Сара умерла.
В самом конце невероятно огромные тропические бабочки покрыли вытянутые руки моей жены, возникая, по-моему, просто из воздуха, словно она вызывала их к жизни, только лишь посвятив им последние спутанные мысли в заключительные мгновения: переливчатые голубые морфиды [82] с Амазонки, мерцающие под уличными фонарями и огромные бабочки-парусники, и что-то цвета сумерек сверху и с белеющей совиной головой снизу. Именно такая бабочка уселась на кончик её пальца, столь же загадочная своей совиной головой, какой в тот момент была Сара, какими были мы оба, полные изумления, страха и скорби, не в силах отыскать верные слова.
81
Лестничный ум\дух, остроумие на лестнице — фраза, эквивалентная русской поговорке «задним умом крепок», означающая, что человек находит правильный/хороший ответ, когда время для него уже упущено. В буквальном переводе: «достойный ответ приходит, когда человек уже вышел на лестницу».
82
Морфиды — род дневных бабочек с сине-чёрными крылышками.