Перекрестки
Шрифт:
– Нет. Просто удивлен. Дейви Гойя сказал… Ты теперь тоже куришь траву? Из-за Таннера?
Бекки шагала вдоль снежного кряжа, оставленного уборочной машиной на Пирсиг-авеню.
– Таннер тут ни при чем. Я сделала ошибку.
– Я всегда думал, что он курит траву.
– У меня своя голова на плечах, Клем. Не надо мне объяснять, что хорошо, что плохо. И вообще не лезь не в свое дело.
Впереди показалась аптека. На втором этаже горел свет.
– Хорошо, – хрипло ответил Клем. – Я не буду лезть не в свое дело. Хотя должен сказать…
– Что ты должен сказать.
– Не
Бекки охватило новое, ошеломляющее чувство – ненависть к Клему. Как будто любовь к нему резко вывернули наизнанку, разорвав в спешке.
– Иди к черту, – сказала она.
– Да ладно тебе. Я же не диктую тебе, что делать. Но у тебя еще столько всего будет. Ты поступишь в университет, у тебя вся жизнь впереди. А Таннер… не удивлюсь, если он так и останется в Нью-Проспекте.
Бекки остановилась, повернулась к нему.
– Иди к черту! Меня от тебя тошнит! Меня тошнит оттого, что ты осуждаешь меня и моих друзей! Ты всю жизнь меня осуждаешь, меня от этого тошнит! Мне не шесть лет! У тебя же теперь есть твоя удивительная подружка, которая любит секс и которая изменила всю твою жизнь, – вот и хватит мною командовать, иди ей указывай! Или она не мямля!
Она толком не соображала, что несет. В нее словно бес вселился, и в свете фонарей она видела, что Клем потрясен. Она попыталась вернуть себе христианское терпение, но ненависть ее оказалась слишком сильной. Бекки развернулась и бегом припустила к аптеке.
Расс был доволен своим рождественским подарком. Он провел с Фрэнсис шесть с лишним часов, как будто целый день, и все, что казалось неудачей, обернулось успехом. Она рассказала ему о романе с кардиохирургом – и тут же сравнила его с Рассом, причем не в пользу первого, пригрозила поехать в Аризону – и тут же принялась уговаривать Расса поехать с нею, повздорила с Тео Креншо – и тут же вверила себя наставлениям Расса. Даже авария на Пятьдесят девятой сыграла ему на руку. Он сражался с покореженным бампером “фьюри” и застывшими гайками, демонстрируя силу и хладнокровие, а когда в метели замаячила группа подростков, Фрэнсис, жительница благополучного пригорода, испуганно схватила его за руку и получила важный урок о расовых предрассудках: молодые люди всего лишь предложили им помощь. Авария так задержала Расса, что выбора не оставалось: придется признаться Мэрион, что он ездил с Фрэнсис, избавив себя таким образом от опасения, что ей обо всем расскажет Перри. Фрэнсис уверяла, будто торопится домой, но когда он предложил заехать в “Макдоналдс”, ответила, что умирает от голода, а когда они наконец приехали в Первую реформатскую и он предложил заглянуть к нему в кабинет, она, пусть неохотно, но уступила его настойчивости, чем лишь подстегнула желание Расса.
В кабинете он одну за другой передавал ей пластинки, рассказывал то немногое, что знал о Роберте Джонсоне, о Томми Джонсоне (тот, к несчастью, был алкоголиком) и о том, каким чудом студиям “Виктор”, “Парамаунт” и “Вокейлиен” удалось сделать записи выступлений тех великих блюзменов. Эти пластинки – едва ли не самое дорогое, что у него есть,
– Сейчас поеду домой и все послушаю, – сказала Фрэнсис. – Я бы позвала тебя с собой, но я и так уже отняла у тебя слишком много времени.
– Вовсе нет, – возразил Расс. – Мне было исключительно приятно.
– Другие дамы будут ревновать. Но знаешь что? Не было бы счастья, да несчастье помогло. Удача любит смелых.
Расс счел необходимым откашляться.
– Не уверен, что послушаю все десять пластинок, но вообще я…
– Нет-нет, не хочу жадничать. Тебе пора домой.
– Я никуда не тороплюсь.
– А вдруг я решу покурить травы, которую отобрала у Ларри? Говорят, под косяк клево слушать музыку, но вряд ли ты сочтешь это веской причиной нарушить закон.
– Дразнишься, да?
– Не могу удержаться – очень уж ты приличный.
– Я уже говорил, что с тобой за компанию готов попробовать.
– Даже не знаю, что сказать. – Она рассмеялась. – Твоей церкви уже доводилось отлучать прихожан? Или я стану первой, если выяснится, что я подсунула тебе косяк и тем самым вовлекла в грех ренегатства. Встретишь меня потом в супермаркете с алой буквой на одежде.
– “Р”, от слова “растление”, – в тон ей подхватил Расс.
– “Р”, от слова “Расс”. Расс тоже на “р”.
На его памяти Фрэнсис впервые назвала его по имени. Расса изумило, что она вообще знает его имя, и от близости, которую это сулило, у него захватило дух.
– Если ты готова рискнуть, я тоже не против.
– Окей, принято к сведению. – Фрэнсис спрыгнула со стола. – Но не сегодня. Твоя жена наверняка уже беспокоится, где ты.
– Нет. Я попросил Перри ей сказать.
Наверняка Фрэнсис догадалась, чего он хочет. Она посмотрела ему в глаза и поморщилась, точно унюхала вонь и гадает, чует ли он.
– По-моему, на сегодня хватит.
– Как скажешь.
– То есть ты не согласен?
– Я не хочу, чтобы этот вечер закончился так быстро.
Трудно было выразиться яснее, и Фрэнсис побледнела. Но потом рассмеялась и коснулась кончика его носа.
– Вы мне нравитесь, преподобный Хильдебрандт. Но мне пора домой.
Не успел Расс осознать совершившийся переворот (она коснулась кончика его носа!), как в дверь постучал Клем, но и это оказалась не неудача, а всего лишь досадная помеха, и на парковке, когда Расс и Клем откопали ее “бьюик”, последовал новый успех. Фрэнсис подманила его и сказала:
– Хорошо, что он пришел. А то я уже напряглась.
– Извини, что пытался тебя задержать. Мне следовало поблагодарить тебя за то, что ты и так уделила мне много времени.
– Задание выполнено. Подарки доставлены.
– Я очень тебе благодарен, – с чувством произнес Расс.
– Ой, да ладно. Я тоже тебе благодарна. Но если ты и правда хочешь меня отблагодарить…
– Да.
– Поговори с Риком. Кажется, он еще у себя.
– Сейчас поговорить?
– Не откладывай на завтра то, что можно сделать сегодня.